На самом деле Очоа повезло, причем вдвойне: во–первых, ему придется отсидеть срок в Колумбии — все же отсрочка от встречи с грозными судьями США. Во–вторых, соглашение 1979 года о выдаче преступников потеряло юридическую силу. Реально действующего механизма для выдачи Очоа Штатам снова не было.
Президент Вирхилио Барко все это знал, не знал только — на что решиться. Колумбийская общественность считала, что Очоа следует немедленно отправить во Флориду. Ей вторили Соединенные Штаты.
«Президент Колумбии окажет своей стране неоценимую услугу, если немедленно выдворит за ее пределы Хорхе Очоа. Решайтесь, — твердил председатель майамского
УБН. — Как только Очоа окажется в США, он уже никому не даст взятку, никого не обманет и не убьет».
В конце концов правительство пришло к единственно возможному промежуточному решению: пускай Очоа отсидит положенные за контрабандный ввоз быков двадцать месяцев, а власти тем временем изыщут способ выдать его Штатам, которые прислали в помощь колумбийцам шесть законников из госдепартамента и министерства юстиции.
Американцы с трудом находили общий язык с представителями колумбийского правосудия, которые чинили им всяческие препятствия. Зато президент Барко вызывал у них неподдельное и все растущее уважение. Вступив на пост, он, подобно Бетанкуру, недооценивал Медельинский картель, не представлял, какой ущерб могут нанести стране эти люди. Но схватившись с картелем не на жизнь, а на смерть, он быстро образумился. Теперь Барко горой стоял за выдачу Очоа и других преступников.
Группа из США могла также рассчитывать на окружного прокурора Карлоса Мауро Ойоса Хименеса, который постепенно оказался в первых рядах борцов с наркомафией. Ойосу было под пятьдесят, Тихий, застенчивый человек, он сторонился шумных компаний. Выходные проводил с матерью и невестой на даче под Медельином, точно отрешась от ужаса и хаоса, царивших в его родном городе. Он начал обсуждать с законниками США возможный механизм выдачи преступников задолго до поимки Очоа. «Ойос — один из немногих, кому мы доверяли, кто относился к делу всерьез с самого начала», — говорил впоследствии один из американских юристов.
Картель теперь тоже относился к делу всерьез, во всяком случае — куда серьезнее, чем когда–то Ледер. Их голыми руками не возьмешь. Да и вообще Ледер — чужак, по–английски почем зря болтал, колумбийцем–то настоящим никогда не был. Одно слово — изгой. Другое дело — Очоа. «Толстяк», главарь, «земляк», главный «доставала». Своих выдавать нельзя.
На захват Очоа картель отозвался незамедлительно. На следующий день после ареста перед домом Хуана Гомеса Мартинеса, редактора «Коломбиано» — ведущей ежедневной газеты Медельина, — остановились два фургона с автоматчиками. Они начали колотить прикладами в дверь. Сын Гомеса Мартинеса, выглянув украдкой, сказал отцу, что на улице убийцы. Гомес Мартинес смотрел телевизор, сидя спиной к двери. Он мгновенно скользнул за кресло и, нащупав пистолет, выстрелил в головорезов. В ответ послышался дружный залп. Оборону Гомеса Мартинеса хотели прорвать и со стороны гаража — фургон попытался протаранить стальную дверь, но она не поддалась.
Через пятнадцать минут соседи не выдержали.
— Они хотят убить Гомеса Мартинеса, — закричал кто–то. — Надо что–то делать!
На защиту редактора поднялись все как один. Уж чему–чему, а самообороне «земляки» научились, десять лет кровавой анархии не прошли даром. Меткий выстрел достал одного из нападавших. Остальные тут же стушевались и отступили.
Первоначальный замысел картеля не удался — они хотели похитить Гомеса Мартинеса и передать через него послание всем средствам массовой информации. Тем не менее через час ультиматум был уже во всех редакциях.
«В случае выдачи Соединенным Штатам гражданина Хорхе Луиса Очоа мы объявим абсолютную, тотальную войну полицейскому руководству страны». И подпись: «Те, кого вы хотите выдать».
Первую битву за Очоа выиграло правительство: он оказался за решеткой. Вторую выиграл картель, поскольку уже через несколько дней стало ясно, что существующих договоров и соглашений мало — Очоа так просто не выдать. Это означало отсрочку, а отсрочка давала Очоа возможность мобилизовать всех продажных юристов страны.
Не прошло и недели, а на него уже работали шесть юристов, трое из которых были когда–то членами Верховного суда. Очоа изнывал в «Ла Пикота» — гражданской тюрьме самого строгого режима, а его защитники принялись строить козни государственному обвинению. Поначалу прокуроры неусыпно следили за защитой, но близилось Рождество, юристы из США улетели в середине декабря домой… А дело против Очоа стало потихоньку рассыпаться.