Он отвечает, ерзая от неудобства:
— Да. Очень.
— Однако вы предпочли бы Петербург.
Ну вот, снова. От нее нечего ждать снисхождения.
— Вовсе нет. Но теперь я его нежно люблю, больше, чем когда бы то ни было.
— Оттого, что вы не можете там быть?
Пауза возникает потому, что Игорь в этот момент пьет вино, но эта пауза только подчеркивает значимость его ответа.
— Именно так.
— Но ваша жена ужасно тоскует, верно?
— Думаю, что да. — Игорь ставит бокал на стол, но продолжает держать его за ножку. Он осознает, что с момента приезда в Бель-Респиро Екатерина, напуганная общительностью Коко, замкнулась в своем собственном мире. И он не может ее осуждать. Он сам напуган.
— Должно быть, ей здесь трудно.
— Да. — Игорь опускает взгляд в тарелку.
— А детям?
— Дети привыкнут. Им всегда легче. — Его взгляд перебегает с одного ребенка на другого. При виде их невинных лиц Игорь снова испытывает чувство вины. Он видит, как в детях проступают черты Екатерины.
Постепенно Игорь, как и дети, расслабляется, оживляется и уже не терзает себя. Коко отвечает тем же. Они делятся своими планами, и эта тема очень их воодушевляет. Игорь хочет дать точное определение музыкальному вкусу. Оба говорят энергично и убедительно, совпадая в отвращении к суете и мишуре. Коко ненавидит рюши и оборочки, буфы и виньетки. Игорь полон презрения к украшательству в музыке, к сладости ритмов и к сиропу мелодии.
Коко намеревается стать непревзойденной. Ее работа, как она считает, — такое же искусство, как и его искусство. И если Бог сначала не позаботился о том, чтобы красиво одеть людей, то теперь Он должен сделать вторую попытку.
Коко рассказывает Игорю, как любит работать с джерси. Поскольку после войны многие ткани просто исчезли, джерси необходим. Это недорогой материал, он тянется и очень практичен в носке. Она считает, что в джерси вы одеты просто и одновременно шикарно. Какой смысл в платье, если вы не можете в нем гулять и танцевать? И если этот материал кажется вам бедноватым, то его всегда можно украсить вышивкой или бусинками, кружевами или кисточками. Для того чтобы увидеть, как просто может преобразиться наряд, достаточно только добавить к нему шейный платок.
Игорь вспоминает, что говорил о Коко Дягилев, но теперь он и сам все понимает. Она очень разумна. Он сосредоточенно ее слушает. Дело не только в том, что она говорит, — но и манеры ее он находит неотразимыми. Эти полные губы, грациозность жестов, томная сладость темных глаз.
Коко говорит, что ищет в своих проектах новой простоты, чистых, прежде неизвестных, линий, даже чего-то мужского в крое. Ей хочется понять, почему у мужчин такая удобная одежда.
— Разве не пришло время женщине создавать одежду для женщин? И такую, в которой женщины не будут упакованы, как пасхальные яйца? Женщины — не украшение жизни, они полноправные человеческие существа. Женщины должны быть свободны в движениях, сейчас они этого лишены. Нужно удалять и удалять все лишнее, пока одежда не станет повторять очертания женского тела. Неужели это трудно понять?
Игоря восхищает горячность ее доказательств. Подобной женщины он еще никогда не встречал. В ней столько женственности, но при этом неожиданная убедительность и совсем новое чувство независимости. Ему это нравится, хотя немного и пугает. Создается впечатление, что ее сексуальность абсолютно очевидна, подобно тени, которую невозможно не заметить.
Наевшись мяса и сыра, дети выходят из-за стола. Коко и Игорь продолжают говорить о своей работе.
— Я редко начинаю с записей на бумаге, — говорит Игорь. — Я почти всегда сначала играю на фортепиано. Мне нужно прикосновение к музыке, ее прорастание сквозь пальцы.
— То же самое и у меня. Мне трудно работать с рисунком. Я скорее начну прямо с модели. И всегда, с самого начала, должна руками ощутить материал. Я должна почувствовать, подвигать его.
Разговоры о работе устанавливают между ними контакт, связывают. Эта связь возникает еще и оттого, что оба знают цену обязательствам и преданности делу, что одновременно и соединяет их, и вызывает дух соревновательности.
Игорь выпивает почти целую бутылку бургундского, в то время как Коко — всего пару бокалов. Они спорят о том, у кого работа труднее. Игорь заявляет, что начинает работать спозаранку, а она иногда просыпается лишь к полудню. Коко возражает: ведь она работает до вечера, тогда как он освобождается к середине дня. Каждый старается перещеголять другого, подсчитывая количество рабочих часов.
Игорь пьет вино и слушает, с какой теплотой к нему звучит ее голос. Вино и бодрый тон Коко накладываются друг на друга, и это опьяняет. Игоря поражает одна мысль. Он слышит в себе некий внутренний толчок. Фраза слетает с губ прежде, чем он успевает подумать, а стоит ли ее произносить.