Для Коко все не так уж просто, поскольку в возрасте одиннадцати лет она видела, в каких мучениях умирала от туберкулеза ее мать. Какая-то часть Коко негодует: ведь Екатерина существует в таких тепличных условиях, а ее мать умирала в бедности и одиночестве.
Трудность общения двух этих женщин только подчеркивается сложными аккордами снизу. Эта трудность становится очевиднее по мере того, как дружелюбие Коко все больше радует Игоря. Екатерина не верит в дружбу между представителями разных полов. В конце концов все это оборачивается жульничеством или эротикой, думает Екатерина. Это не относится к Игорю, которого она считает своим лучшим другом. И ее никогда не радовала дружба с другим мужчиной. Ей, конечно, нравится Дягилев, но это другое. К тому же Дягилев предпочитает мужчин.
Глаза женщин скользят друг по другу. Масло на воде.
— Не забывайте, доктор говорит, что вам нужен свежий воздух.
— Я знаю.
— Хотите, чтобы я открыла окно?
Екатерина колеблется. Это их первая встреча с глазу на глаз. Екатерина чувствует в Коко некое странное могущество. Инстинктивно Екатерина не доверяет Коко, считает ее хитрой обманщицей. Однако вопреки своей воле хочет нравиться ей и полюбить ее. В этой женщине есть харизма, тут не поспоришь. Екатерина хорошо это понимает. И снова пытается взбить волосы.
— Да, — говорит она.
Коко встает со стула. Она широко раздвигает шторы и толкает створки окна. Створки разбухли от сырости, поэтому Екатерине и не удавалось самой открыть окно. Но под сильным нажимом окно отворяется. Врывается теплое дыхание воздуха и наполняет комнату. Шторы чуть-чуть колышутся. Ветерок вздувает волосы Екатерины, и она вздрагивает.
Коко заявляет:
— Так-то лучше!
— Да, — говорит Екатерина. Услышав нотки решительности в голосе Коко, она еще больше пугается.
— Солнце придаст вам сил.
Но солнце будто подсмеивается над Екатериной. Коко садится, кладя ногу на ногу. Повисает молчание, слышатся лишь сложные музыкальные фразы из студии.
Екатерина уставилась на постельное белье. Горло пересохло, но она не желает снова тянуться за водой. Она понимает, что это лишний раз скажет о ее слабости.
Она знает все о происхождении Коко — о том, что незаконнорожденная, о том, что была сиротой — и восхищается яростной энергией, с которой Коко, цепляясь когтями, выбралась наверх. Но эта энергия и пугает. Ведь она может быть направлена и против нее, Екатерины. В присутствии Коко Екатерина чувствует себя в лапах торнадо.
Поддавшись импульсу, Коко встает и подходит к гардеробу.
— Не будете возражать, если я посмотрю ваши туалеты?
Вопрос удивляет Екатерину. В нем есть какая-то самонадеянность. Но Коко так решительна! И вот еще одно напоминание о том, что они живут здесь по ее милости. Это ее дом. Это она платит врачу, она оплачивает все счета. И тут уже ничего не поделаешь. Отказать? Они всем обязаны Коко, чувство обязанности грузом наваливается на грудь больной и еще больше сдавливает ее дыхательные пути. Екатерина слабым голосом говорит:
— Да, разумеется.
Коко тянет створки гардероба. Оттуда вырывается сладковатый запах плесени. Екатерина будто теряет право на собственные вещи. Словно бы ее, вместе с ее вещами, разоблачают. Она чувствует, что ее осквернили, коснулись самого интимного.
Большинство ее туалетов — пышные официальные вечерние и дневные платья, очень тяжелые и старомодные. Значительная часть их — для зимы. Совсем немногие — для лета. Есть несколько блузок с оборками, в цыганском стиле, несколько меховых вещей, включая рубашки с меховыми воротниками, множество юбок.
— Многие из этих вещей теперь будут мне велики.
— Вот это мне нравится, — говорит Коко, вытаскивая самую простую юбку с вышивкой. Она внимательно рассматривает канты и узор.
— Ox! — Вот все, что может ответить Екатерина. Это просто крестьянская юбка, на мгновение ей кажется, что Коко над ней насмехается, но интерес Коко выглядит неподдельным. — Она у меня появилась в Петербурге, незадолго до отъезда.
— Мне она нравится, — повторяет Коко, снимая юбку с плечиков и прикладывая к себе.