— Нет, конечно!
— Ну тогда я не понимаю, что ты имел в виду.
— Не оскорбляй меня.
— И не собиралась. — Коко снова ложится.
Игорь сражается с носком.
— Ты всегда хочешь всем управлять.
— Я просто пытаюсь быть счастливой, вот и все.
— Я делаю все, что могу, чтобы ты была счастливой.
— Я знаю, что ты стараешься, — отвечает Коко с некоторым сомнением.
Она садится, пытаясь выглядеть искренней. Игорь совсем недавно говорил о том, что следующую симфонию посвятит ей. Впрочем, она сомневается, что он так поступит. Это было безрассудное обещание.
Игорь туго завязывает шнурки.
— Я пойду. Они в любую минуту могут вернуться.
— Да.
Игорь в ужасе, его настигает новый страх — он не может сравниться с другими любовникам Коко. Временами она дает ему почувствовать, что он ей не подходит, что он неопытный, неумелый. И он до сих пор не может отделаться от ощущения, что все это — дурно.
Его сердце, словно маятник, колеблется между двумя женщинами. Екатериной — женой и Коко — любовницей. Он, как на чудо, надеется на то, что благодаря невероятному смешению две женщины превратятся в одну — с изяществом Екатерины и с ароматом Коко, с тонким умом Екатерины и с природным очарованием Коко, с чувствительностью Екатерины и со вкусом Коко. Однако пропасть между ними час от часу все шире. А его сердце, как пойманная птица, бьется о клетку ребер, и в груди все горит.
Он уже идет к двери, но останавливается, возвращается, целует Коко. Официально. Она не препятствует. Его лицо задерживается около ее лица. Нахлынула нежность.
Коко шепчет:
— Почему ты не можешь просто расслабиться?
Глубоко вдохнув, Игорь чувствует мускусный запах ее тела. И тут же его невольно охватывает желание.
— Извини, — повторяет он. — Мне трудно — при всех, кто есть в доме.
— Но сейчас их нет. — Коко устала от его напряженности.
— Я знаю, но они скоро придут. — Он застегивает пуговичку, которую забыл застегнуть.
Коко не понимает:
— Но ты же говорил, что она знает.
— Да, но все-таки я не хочу делать это так явно.
— Ну ладно. — Коко вздыхает, отворачивается. Иногда ей кажется, что она для него не настолько реальна, как Екатерина.
— Поговорим позже. — Игорь направляется к двери, оборачивается, улыбается. Она улыбается в ответ.
Игорь возвращается в студию, распахивает настежь окно, чтобы выветрился запах духов Коко. Но тут же возникает другая проблема — его работа. Он пытается завершить симфонию, при этом обновить «Весну» и одновременно еще сделать переложения для пианолы. Слишком много. Вряд ли он в состоянии со всем этим справиться.
Да еще и нелады с желудком! Он сидит очень прямо, прижав ладонь к животу, щиплет себя, заставляя упрямую пищу спуститься в живот. А когда утром чистил зубы, то обнаружил, что вода, которую он сплевывал, розового цвета. Где-то внутри у него открылось кровотечение. Игорь качает головой. Вспоминает, о чем ему говорила Екатерина. Приходит к заключению, что и он внутри разваливается. Кружится голова. Комок в груди. А теперь и это кровотечение. Все больше свидетельств.
Он рассматривает свою тетрадь. Неудачи личные и профессиональные, похоже, совпадают. То, что вчера на бумаге казалось блестящим, сегодня оказывается не таким уж и хорошим.
Его огорчает, что он не испытывает наслаждения от своих сочинений. Собирая идеи нескольких последних дней, вставляя фрагменты в то, что уже само было фрагментом, он ни в чем не уверен. Ему кажется, что он зашел в тупик. Что делать дальше? Волнения и путаница в его жизни затуманили ясность мышления. Сложности существования в Бель-Респиро, кажется, проникают и в его музыку, делая его работу слишком суетливой и вялой.
Игорь воспринимает тишину вокруг как вакуум, который все поглотил. И внезапно его поражает, что замолкли насекомые. Как будто кто-то поднял ногу, отпустив педаль лета. Это открытие поражает его. Как же он все пропустил? Когда они замолчали? Почему?
Игорь снова смотрит в тетрадь. У него там одновременно звучат двадцать четыре деревянных инструмента, замысловато работают звуки, наложившиеся друг на друга. Но он все еще недостаточно хорошо их слышит или не может увидеть, как ему свести все в одну точку. Когда он пытается услышать каждый инструмент во взаимодействии с целым, то они или расплываются в общем звучании, или кажутся такими чужими, что вовсе не соответствуют замыслу.
— Это не годится, — заключает Игорь.
Он продолжает надеяться, что все эти бессвязные каракули внезапно совпадут, как в калейдоскопе, и образуют нечто осмысленное. Но и потом, несмотря на его усилия, структура ускользает от него. Игорь чувствует, что нужно убрать из музыки неопределенность. Он хочет победить благодаря чистоте и отшлифованности, чтобы получилась вещь, ясная сама по себе. Единственный путь к действительной строгости, думает он, лежит через уравновешивание конфликтующих ритмов и через создание напряжения в противоположных мелодических линиях.