Коко Шанель. Жизнь, рассказанная ею самой
Шанель № 1
Герцогинь много, а Шанель одна! — Такого ответа на предложение стать его супругой герцог Вестминстерский от меня явно не ожидал.
У него было все, и даже больше. Герцог и сам не ведал, сколько стоят его яхты, дворцы, замки, оранжереи, охотничьи угодья, лошади, бриллианты… Он не был снобом — обожал удобную одежду, плевал на множество правил и запретов и носил страшно стоптанные туфли, потому что ими не натрешь ноги. У нас нашлось много общего, даже прозвища: у меня Коко из-за песенки про петуха, у него Вендор по кличке любимой кобылы деда. А еще герцог дружил с Уинстоном Черчиллем, которого «странности» Вендора не шокировали и который звал его запросто: «Бенни».
Безумно богатый, прекрасный любовник и интересный человек, не испугавшийся моего происхождения, готов сделать меня, вчерашнюю швею, пусть и заработавшую целое состояние (но ведь заработавшую, а не получившую по наследству), герцогиней.
И вдруг отказ…
Когда-то первый герцог Вестминстерский, дед моего Вендора, в ответ на предложение американского миллиардера продать знаменитую лошадь, в честь которой назван внук, заявил:
— Всех денег Америки не хватит, чтобы купить это сокровище.
Я могла бы ответить похоже:
— Всех денег мира не хватит, чтобы купить Коко Шанель.
Оставить свое дело ради призрачного счастья зваться герцогиней?
Мне всегда приходилось выбирать между мужчинами и моей работой.
И я всегда выбирала работу, потому что без нее я просто Габриэль, а с ней — КОКО ШАНЕЛЬ, единственная и неповторимая.
Обазин
Детские обиды самые сильные и помнятся дольше других, потому что дети обижаются сердцем, а взрослые разумом. Разум способен победить обиду, сердце — нет, на нем остаются шрамы, которые не расправишь, как складки на ткани.
Наверное, надо по порядку? Попробую…
Из детства я хорошо помню отца и плохо мать. Не помню или не хочу помнить? Скорее второе.
Она часто кашляла и задыхалась. Позже мне стало казаться, что это была чахотка, наверняка это была чахотка. Мать — это бедность, страдания и ожидание. «Вот вернется отец…» Из ее рассказов получалось, что отец вернется из своих бесконечных вояжей по ярмаркам, и мы все уедем в какую-то лучшую жизнь, где нет холода, где всегда светло, тепло и сытно. А еще весело. Отец ассоциировался с этой жизнью и с надеждой.
Постепенно мне стало казаться, что именно мать виновата, что он не живет с нами, как другие отцы. Наверное, ему надоели болезни и нытье жены.
Однажды я поинтересовалась, почему же папа не забирает и нас в это прекрасное далёко? Может, у него там другая семья? Мать рассердилась и стала уезжать тоже. Она ездила за мужем следом и рожала детей. А потом умерла.
Пятерых детей надо куда-то девать, ведь отец так и не нашел благословенных земель. Однако родственники от нас отказались, у них не было возможности приютить сирот.
Сирота. Ненавижу это слово! Сирота — это когда ты никому не нужна, причем любой может ткнуть в тебя пальцем и объявить об этом во всеуслышание. Вы хотели бы вспоминать такое детство?
Казалось, мы с сестрами достаточно взрослые, чтобы искать эту самую красивую жизнь вместе с отцом, ведь колесила же с ним по дорогам мать. Но он считал иначе и отвез нас в приют в Обазине. «Я вернусь, я обязательно приеду за вами…»
— Когда найдешь красивую жизнь?
— Да, обязательно.
Я смотрела вслед отцу и понимала, что не вернется, что сиротство навсегда. Но разве можно поверить в ненужность, когда тебе двенадцатый год? На сердце уже был шрам, но оно еще предпочитало надеяться. Он так же обещал матери, и она так же ждала.
Я тоже ждала вопреки всему: здравому смыслу, оскорблениям, проходящим годам. До сих пор жду, вдруг он все же вернется?
Обазин… Обазин… Обазин…
Дался им этот Обазин! Ездят, копают, вынюхивают… Словно в моей жизни ничего более значительного и интересного, чем монастырский приют, не было.
Мне самой иногда кажется, что я родилась ПОСЛЕ Обазина. Какая разница, в каком возрасте меня туда определили и в каком выпустили?
— Я не нищая!
— А кто же ты, если за тебя не платят? Вы с сестрами самые что ни на есть нищие сироты.
— Неправда! Наш отец просто уехал!
— Куда?
— В… в Америку! Вот он вернется и заберет нас туда!
Я слышала разговоры о том, что в Америке люди живут очень богато, и тогда думала, что это где-то около Парижа просто потому, что Париж для всех был чем-то совершенно роскошным.