Но вот ведущие дошли до четы средних лет, причем, как выяснилось, для обоих супругов их союз являлся вторым браком. Казалось, что торжественное парение воспарит сейчас еще выше. Но именно здесь студийная гармония дала сбой. Мужчина-муж, похожий на седого льва, со словами которого соглашалась (кивала) его изящная моложавая женщина-жена, никак не принимал априорную безгрешность любви, и вполне уверенно, с иронией, раздражавшей ведущих, говорил о долге, о том, что ведь он клялся в любви своей жене?
«Я клялся, как и каждый из вас, вы понимаете, что это значит?»
Кисло улыбались ведущие: ну, клялся, наверное, ну, клялись, понимаем…
«Лев» уверенно продолжал — сыпал вопросами. Значит можно предать и эту, новую, любовь, которой вы «окончательно» поклялись, а после нее следующую? Значит, говоря о новой любви, мы говорим о настоящем и будущем клятвопреступлении, о свершившемся и грядущем вероломстве, об «отложенном предательстве»?!..
«Негармонирующий» оратор, словно издеваясь, перешел на темы макиавеллизма и прочих заумностей, оправдывающих, по его словам, животное (он сказал грубее — «собачье») поведение людей, превращающих их в самцов и самок (слышалось — в «кобелей и сук»).
«Но ведь любовь!» — смятенно лепетала молоденькая ведущая, пытаясь спасти передачу в прямом эфире, и ее молча поддерживал зрелый коллега — взглядом, полным ярости, как будто клиент раскрыл все пороки ведущих, пороки, которые эти телевизионщики, как мошенники, пытались только что привить всей аудитории телеканала.
После той телепередачи я почти прекратил визиты к Сергею, мы перезванивались, он приглашал — то на рыбалку, то просто поужинать, но я всеми способами отказывался от встреч. Такой вот я мнительный, оказывается.
Взятие Бастилии
Она называла его не по имени, а по прозвищу, которое сама придумала Скорее всего, в угоду мне — во всяком случае, она старалась изобразить пренебрежение и сарказм: «Пан директор». Этот человек был ее «предпоследним», если меня считать последним, мужчиной. К нему она ушла от мужа. А от Пана, сразу после самоубийства Сергея, — ко мне.
Пан директор к настоящему времени прожил бурную и плодотворную часть жизни: был крепким производственником, по совместительству бизнесменом, имел пару судимостей — всё как у людей. В настоящее время он руководил энергетическим предприятием, что обеспечивало ему высокий социальный статус и надежное положение в обществе, и имел какой-то бизнес, частью через подставных лиц, в основном родственников, приносящий ему основной, более чем приличный доход.
Марина категорически отрицала, что была его любовницей. По ее версии она играла роль неофициальной, но любимой супруги. Законной («формальной», по терминологии Марины) женой была «клушка» — женщина, растившая Пану директору детей, мальчика и девочку. «Клушка» знала о существовании «любимой супруги», так же как всегда знала о тех, кто был до Марины, — треугольник был постоянной геометрией в этой семье: две вершины были постоянны, третья менялась. Ни «клушка», ни, разумеется, дети, ни в чем не нуждались. Они жили в шикарном особняке, с охраной и прислугой, там же основную часть недельного времени проживал и Пан директор. Марине доставались выходные, что ее не то что бы устраивало, а… просто она была настолько виновата перед Сергеем и при этом бесконечно одинока, что соглашалась на такую… жизнь.
«На такую любовь» — так она хотела сказать, но не смела.
— Почему ты называешь ее клушкой, — спросил я однажды, — она действительно заслуживает такого звания?
— Конечно, — уверенно ответила Марина. — Это ее выбор. К тому же, этим званием наградил ее законный муж, а не я выдумала. Она настолько его любила, что готова была на все, лишь бы быть рядом. Поженились. Родила. Потом привыкла к роскоши, к тому же, ответственность уже перед детьми…
Когда разговор касался Пана директора, — а начинала всегда сама Марина, иногда совершенно не к теме, на пустом месте, будто желая очередной раз оправдаться в неиссякаемой вине, — рассказчица, становившаяся гневной, неизменно отводила бывшему мужчине порочную (а по отношению к Марине — совратительную) ипостась. При этом часто срывалась на неестественно нравоучительный, возвышенный тон, когда доходило до той, кому она могла бы стать разлучницей — неположительная, но красивая роль, которую Марина поиграла так недолго, не выдержав испытательного срока.