— Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда! — продекламировала Марина нехитрую истину; а мне вспомнился прадед, рассказывающий про гражданскую войну — и в этом отрывочном повествовании, из детства, когда многое просто записывается «на магнитофон», а уже потом осознается с такой поразительной ясностью, как будто понимал это с самого момента осязания себя в этом мире, — простая фраза, обращенная от одного человека другому: иди в повара, белые-красные, друг друга убивают, а все хотят кушать.
Недалеко, на возвышенности, скромно примостилось жилище бедуинов: несколько строений, напоминавших шалаш без стен, оттуда выходил высокий худой человек, в белой одежде до пят, на голове белая чалма. Впечатление, что бедуин, надев выходное платье, отправлялся в город, возможно, так оно и было — сейчас поймает такси.
Затем попалась группа бедно одетых людей, мы поняли, что это тоже бедуины — по их взглядам, независимым, несентиментальным, даже вызывающим. Они рыли траншею вдоль обочины. Мы с опаской приближались к ним, но другой дороги не было. Так часто бывает: боишься, но продолжаешь двигаться к своей, возможно, проблеме, может быть, существенной, не в силах сделать другого, демонстративно обратного движения (например, развернувшись, убежать), чтобы не выглядеть непонятым, смешным. Этим часто пользуются различного рода злодеи — жулики, аферисты, а чаще просто люди, мастера психологии, извлекающие личную выгоду из «совестливости» и даже, как ни парадоксально, из «гордости» других людей. Мы поравнялись со строителями, они смотрели на нас хмуро и насмешливо. Я, как можно доброжелательнее, крикнул им «Салям алейкум» — получилось преувеличенно громко, что выдавало мое волнение, которое они верно оценили, в их мимике появилась угрюмая снисходительность. Но они больше смотрели на Марину, что было вполне понятно: красавица-иноземка, при ней один хилый спутник, а их, хозяев этой земли, много, кругом пустыня. «Настоящие» арабы должны были с радостью ответить: «Ва аллейкум ассалям!», — бедуины же что-то насмешливо прожевали, получилось что-то «Бду-блям-бду!..» Мы быстро уходили, я боролся с собой, чтобы еще не прибавить шагу, они галдели и похохатывали вслед.
Вот он наконец, borderline.
— Оружие, наркотики есть? — это выкрикнул молодой израильтянин с автоматом, обращаясь к череде желающих пересечь границу, и, уверенный в отрицательном ответе, традиционно имеющем форму молчания, повернулся, чтобы идти дальше, по заведенному ритуалу.
— Есть! — куражась, выкрикнула Марина, засмеялась, поворачивая голову направо и налево, приглашая к веселью попутчиков, но осеклась, когда парень остановился, повернулся всем телом, и сделал шаг в нашу сторону, поправляя автомат.
Эти глаза не приемлют шуток.
Марина продолжала улыбаться. Но уже виновато, всем видом показывая, что пошутила. Солдат отвернулся и быстро пошел дальше.
— Вы так, девушка, не шутИте! — очень серьезно и даже сердито произнес пожилой человек, сухопарый, бледнокожий, с безволосым крапчатым черепом, смешно пожевывая толстыми губами. — Здесь война, стреляют.
Он слегка картавил.
— Хорошо, больше не буду, — миролюбиво ответила Марина. — Да, по первым же глазам видно, что война.
— Здесь настоящие евреи, — сказал старик, — только здесь. — И посмотрел на часы и продолжил скороговоркой, ни к кому уже не обращаясь: — Умные в Штатах и в Германии, а настоящие — здесь.
Марина, впечатленная формулой (гуманитарные качества в географической функции), долго посмотрела на меня распахнутыми глазами (она продолжала дурачиться!), призывая к вниманию, и, выпятив нижнюю губу и слегка наклонив к плечу головку, дурашливо прошептала: «Понятно?» А у старика (не удержалась) спросила:
— А в России какие?
Старик рассмеялся и постучал длинным пальцем в свою тощую гулкую грудь: тук-тук-тук, — вместо ответа. Потом что-то хотел сказать, но только, опять хохотнув, махнул прощально рукой — его очередь идти к кабине предъявлять документы и заполнять бланки. Все же развернулся и сказал (я не столько услышал, сколько прочитал по губам): «Нормальные, нормальные!»
Остановка на «Мертвом море» — пару часов на купание. Обслуживающий персонал — полиглоты: легко переходят с русского на иврит, на франсе, на инглиш… Группы прибывают и, искупавшись, убывают.