Он подождал, чтобы посмотреть какое впечатление произвела его речь, потом добавил:
— Сходи спроси у Этель, пусть она даст тебе цветочный горшок.
Бесполезно было объяснять, что тогда он не сможет наблюдать за своим экспонатом. Ни слова не говоря, Дэнни повернулся и вышел, не закрыв за собой дверь.
Отец окликнул его, но он сделал вид, что не услышал. Когда он поднялся на площадку второго этажа, внизу хлопнула дверь.
Он потерял полчаса, а бабочка, ставшая, он был уверен в этом, хозяином своего тела, уже пытается взлететь.
Сделать можно было только одно. Дэнни направился в угол, где хранились инструменты. Возвратившись, снял крышку с лампового стекла, залез пинцетом внутрь и ухватил бабочку, не без грубости, хотя и старался не попортить крылья. Достал, и еще раз ее великолепие, насчитывавшее всего несколько часов, наполнило его ощущением всемогущества. Без колебаний он погрузил бабочку в банку с цианидом.
Крылья неистово забились, прилагая усилия, которые должны были поднять ее в первый полет в весеннем ветерке. Затаив дыхание, Дэнни выжидал, боясь, как бы крылья не повредились. Облепленное пыльцой брюшко вздрагивало во все убыстряющемся ритме, усики метались и корчились; судорожно изогнувшись, брюшко сложилось почти пополам. Внезапно глаза, так и не узнавшие солнечного света, остекленели. Но Дэнни показалось, что он видит собственное изображение на их поверхности черного фарфора, словно бабочка в этот момент запечатлела его образ в своей памяти.
Дэнни открутил крышку, вынул бабочку, проткнул тело булавкой, взятой из черного бумажного пакета, и приколол на стену в изножии кровати. Он выбрал для нее место в центре желтой ивы. Теперь это первое, что он будет видеть утром и последнее вечером.
Прошло несколько дней и ночей; Дэнни, нервы которого все еще были напряжены, чувствовал себя в каком-то смысле так же, как должен чувствовать герой, возвратившийся после одного из своих подвигов. Преждевременная смерть бабочки была, возможно, событием счастливым, поскольку отныне, в своей смерти, она стала принадлежать ему бесповоротно.
На лужайках уже часто встречались капустницы, и Дэнни выходил со своим сачком ловить их, но они были чересчур обыкновенными, чтобы ему хотелось их сохранить, и, поймав, он залезал рукою в сачок и давил очередную капустницу, вытирая затем измазанные пальцы о траву.
Спустя неделю после смерти бабочки Дэнни был разбужен ночью чем-то, что с настойчивостью билось в стекло его окна. Он соскочил с кровати, зажег свет и начал вглядываться в наружный мрак. Но при включенном свете он ничего не сумел разглядеть, и оно исчезло. Осознав, что зажженная лампа, может привлечь то, что пыталось проникнуть внутрь, Дэнни лег в постель, оставив свет включенным, а окно открытым. Он хотел подождать, но вскоре снова заснул.
Проснувшись, он обыскал всю комнату, но не обнаружил ни малейшего следа ночного визита. Вероятно, в стекло бился майский жук или лунная бабочка; хотя, пожалуй, это выглядело более тяжелым, подумал Дэнни. И он отправился затем, что стало уже ежеутренним ритуалом, посмотреть на бабочку, приколотую к стене. Он не был полностью уверен, но ему показалось, что на пыльце одного из крыльев появилось пятно, а жировой потек под телом на обоях увеличился по сравнению со вчерашним. Он приблизил лицо к насекомому, чтобы рассмотреть его получше. И инстинктивно отшатнулся: запах был невыносимым.
На следующий вечер Дэнни оставил окно распахнутым настежь, и после полуночи проснулся от прикосновения к лицу. С перепугу он ударил себя ладонями по щекам. Он почувствовал под руками нечто неприятное на ощупь. Оно было податливым и в то же время липким. И что-то вроде маленького коготка оцарапало ему ладонь.
Соскочив с кровати, Дэнни включил свет. В комнате ничего не было. Наверное, его задела крылом летучая мышь. От этого отвратительного предположения он содрогнулся. Но что бы то ни было, оно оставило после себя тошнотворный запах, слегка напоминающий запах от пятна на стене. Дэнни решительно захлопнул окно, вернулся в постель и постарался заснуть.
Утром, изучая бабочку покрасневшими глазами, он не только обнаружил пятна на крыльях, но и заметил, что рисунки, походившие на пасти и крабов, выглядят четче. Жировой потек еще более распространился по обоям, и запах стал сильнее.