Когда машина остановилась у ворот дома, Курт помог Эрне выйти, взяв на руки своего сына. Произнесённая в голове фраза «Мой сын» уколами прошлась по всему телу. Он никогда не говорил о том, чего так сильно боялся весь последний год. Боялся, что биология возьмёт своё и что «своим» он, не скрепя сердце, сможет назвать только единокровного сына. Зов крови оказался нем. Он молчал под натиском того, что пока ещё не научились ловить и передавать при помощи нанотехнологий и генной инженерии. Душа, дух, сознание — у каждого было своё название для этой не изученной человеком субстанции. Но это точно она, а не кровь делала из нас отцов и детей, успешных или неудачников, негодяев или героев. Этот простой вывод ему, взрослому мужчине, был недоступен без помощи маленького человека, увидевшего мир всего несколько дней назад.
Тускло мигнул чип на дверном замке. Потрясённый Курт с ребёнком в руках, переступил порог дома. Следом за ним вошла Эрна и в коридоре плавно зажёгся свет.
— С днём рождения, молодой Дальберг, — услышала она знакомый, очень тихий и хрипловатый голос. В этом голосе ясно читалась улыбка, придавленная слезами.
В мягком свете электрических ламп стояли её родители. Стояли так, будто всё то время пока её не было, они несли здесь почётный караул, охраняя каждую самую незначительную деталь её дома. Казалось, этим они хотели искупить и отбросить всё, о чём так горько жалели сами все эти долгие годы.
Ранним утром Хеймо привёз сюда родителей почти без слов. Не требовались долгие разговоры, объяснения и убеждения. Просто в какой-то момент всем стало понятно, что должно быть только так и никак иначе.
Хеймо стоял за сестрой в дверях. Она хотела обернуться и попытаться сказать ему хоть что-нибудь, но нужное как всегда не находилось. Хеймо опередил её.
— Ты его разбила. Кокон разбит, Эрна.