Но, тем не менее, следует признать, что и у ньо Гойо был недостаток, правда, довольно распространенный. Он ничего не жалел для своих ученых друзей, которые злоупотребляли этой его слабостью. Но земляки пусть и не думают просить его об одолжении! Вопрос чести — ведь ньо Гойо принадлежал к высшему обществу.
Однако для любви классового различия не существует. И когда этот холостяк решил, что пришло время подумать о женитьбе, он остановил свой выбор не на сестре одного из своих ученых друзей. Нет! Он благоразумно избрал себе в жены Чомиту, девушку из семьи бедных родственников — Чилинов.
У ньо Гойо был верный глаз. Чомита — самая красивая индианка, какую только можно себе представить. Я, человек уже старый и опытный, в жизни не видел более прелестного создания. У нее замечательная фигурка и нижняя юбка облегает ее, словно приклеена. Ей пятнадцать лет, и у нее такое милое и лукавое личико, что, увидев ее, ученые мужи просто потеряли рассудок. Возможно, что восторг столь выдающихся людей и решил судьбу ньо Гойо.
Его доверенное лицо доктор Перла встретился с Чилинами и договорился о браке. Разумеется, бедные родственники встретили предложение с безумной радостью. Плохо только, что Чомита не сразу дала согласие, как ей следовало бы. Эта садовая голова сначала сказала… можете вы поверить?.. сказала: «Нет».
Ах, эти женщины! У Чомиты был жених, плотник. У этого претендента давно уже не было ни песеты за душой. Но она, хоть и индианка, повела себя глупее иной сеньориты! Вместо того, чтобы стать женой ньо Гойо, она предпочитала просто сойтись со своим плотником. Однако несколько розог, которыми попотчевали ее бедные родственники, вразумили капризницу.
— Ты дура! — говорила ей нана.
— Нет, ты просто злодейка! — говорил ей тата.
— Дрянь ты негодная! — говорили ей дяди.
— Что выдумала, развратница! — говорили ей тети, старые девы.
Таково было единодушное мнение семьи. В конце концов несчастная девушка сказала «да», и ее поймали на слове. И теперь Чомита «ходит в складках!» Не подумайте, что из нее сделали складки. Так говорят об индианке, когда она меняет свой балахон на модную плиссированную юбку.
Незабываемый праздник состоялся в просторном доме ньо Гойо, украшенном листьями кокосовой пальмы и мамея.
Рано утром из Сонсонате прибыл трамвай, битком набитый учеными адвокатами. Какое приятное зрелище являл собой празднично убранный дом, переполненный сеньорами в кашемировых костюмах! А как все были веселы! Говорят, что никогда еще в Исалько не было выпито столько виски, как в тот день. И сколько же пришлось потом заплатить ньо Гойо!
— Неважно, деньги для этого и существуют! — заявлял жених, наслаждаясь своим триумфом.
Гости выпили лишнего. К началу банкета все ученые адвокаты были уже вдребезги пьяны. И тут началось такое, чего и в сумасшедшем доме не увидишь. Так как среди столичной «золотой молодежи» было принято бить на свадьбах тарелки и бокалы, гости из Сонсонате и Исалько решили последовать примеру этих модников и… они швыряли во двор все, что было на столе.
Сначала ньо Гойо поразило такое безобразие, но друзья объяснили ему, что это последний крик столичной моды. Тогда он пришел в восторг и захотел отличиться. Он заявил, что в его доме не должно остаться ни единой целой вещи.
— Ну-ка, кто разобьет с большим шиком все эти зеркала!
Удар бутылкой. Другой, третий, четвертый… Так было покончено с зеркалами, которые ньо Гойо взял напрокат в парикмахерских Исалько.
В пять часов вечера из Сонсонате прибыл другой трамвай, своеобразная скорая помощь. Гостей выносили на носилках и в гамаках.
Вот какой был банкет!
Но мало того, в девять часов, как было объявлено, должны были состояться танцы. В вечер лунного затмения. Игра случая.
Необходимо пояснить, что танцы устраивались для земляков. Это была подачка соплеменникам: ведь на банкете присутствовали только ученые друзья жениха.
Пришло время танцев.
Дом наполнился индейцами. На них были новые сандалии и штаны «ремаче».
Для того чтобы протрезвить ньо Гойо, пришлось облить ему голову туалетной водой. Однако и после такого омовения он чувствовал себя премерзко и ничего не соображал. Даже во время затмения он не смог подняться с единственного, оставшегося целым гамака.