— Себастьян!
— Что прикажете?
— Ходил ты поить коров?
— Каких коров?
— Моих, болван. Опять за свое.
— Ну еще бы!
— Я спрашиваю, ходил ты?
— Куда?
— Поить коров.
— Зачем?
— Ну и бессовестный! Это ты нарочно так говоришь, чтобы извести меня. Убирайся вон отсюда, пусть тебя терпит твоя…
— Ну еще бы!
— …пусть тебя терпит твоя…
— Ну еще бы!
— … твоя мать, а я…
— Ну еще бы!
— …я уже устала…
— Ну еще бы!
— Тьфу! Вот сукин сын…
— Ну еще бы!
Сеньора Карлос продолжает изрыгать свои самые смачные ругательства и все более и более возгорается гневом, пока наконец, задохнувшись от бешенства, не приходит в изнеможение. Обессиленная, она входит в дом, пыхтя как паровоз.
Как только хозяйка удалилась, тут же сбегаются слуги, наблюдавшие шумную сцену, и, окружив Себастьяна, спрашивают:
— Ну как, выбросила камень?
— Черта с два она выбросит, проклятая!
— Наберись терпенья. В следующий раз выбросит.
Бывают дни, когда подобные сцены повторяются ежечасно, с хронометрической точностью. Слуги шушукаются:
— Сегодня твой черед. Ступай, доведи ее до белого каления.
— Ладно, пойду. Где наша не пропадала!
В такие дни сеньора Карлос бывает похожа на змею-чинчинтору, у которой никто еще не пытался отнять камень. Но довольные слуги воображают, что они у цели, Потирая от удовольствия руки, они говорят себе:
— Ну уж сегодня-то она выбросит камень.
Однако сеньора Карлос камня не выбрасывает. Кажется, его легче раздобыть у жужжалки.
Я уже говорил вам, что в дурном характере сеньоры Карлос повинны ее слуги. И, как видите, я не лгу. Уж слишком они донимают ее.
Но сеньора Карлос умеет и смеяться.
Со мной она бывает весьма любезна, и, когда мы беседуем с ней, она громко хохочет. Всякий раз, когда я прихожу к ней, она откупоривает бутылку виски, хотя сама очень привержена к отечественному гуаро.
Я заметил, что слуги злятся, когда я прихожу навещать их хозяйку. Причину этого я выяснил. Они говорят, что, когда сеньора Карлос беседует со мной, только тогда они слышат громкие взрывы ее смеха. Дело в том, что ей нравятся пикантные истории, и я всегда приношу ей новые, свеженькие. И как же она хохочет!
— Так она разве выбросит камень! Ишь как развеселилась. Попробуй потом снова распалить ее.
— Эх, разве что с похмелья выбросит. Поглядите на них, оба уже здорово нагрузились…
— Ваше здоровье, дон Федерико! О, сеньор, не будьте ломакой, выпейте до дна. Вот как это делается. Терпеть не могу, когда в рюмках остается вино. — Затем любезно: — Не желаете ли закусить хокоте[10]?
— Хочу, соседка.
— С солью?
— Да, с солью.
— Хорошо закусывать вино хокоте. Но поверьте моим словам: пить следует только гуаро, потому что оно освежает. А этот гуискиль[11] вредный, он горячит.
— Последую вашему совету.
— Это я вам по опыту говорю. Раньше я только и пила гуискиль, но после почковой колики мне пришлось сменить его на гуаро.
— Может, почечной?
— Вот именно. Меня лечил один доктор из Сонсонате и, когда исследовал мочу, сказал, что у меня болезнь… как же это… не припомню. В общем, что у меня камни.
— Что?
— Камни. Ну, перестаньте же… Не смейтесь, это вещь серьезная. Знали бы вы, какие боли! Но почему вы так хохочете?
— Так вот он… какой… камень.
— Вы не верите? Но один уже вышел. Нечего смеяться. Я пила какие-то лекарства, вот он и выскочил. Вас это забавляет? Но что с вами происходит? Скажут, что я вас щекочу. Ах, понимаю! Это вам гуискиль бросился в голову. Что я вам говорила? Гуискиль горячит, ему нельзя доверять. Остерегайтесь этой болезни с камнями.
О, глас народа!
С тех пор как сеньора Карлос поведала мне о своем недуге, я, вспоминая о ней, не могу не подумать о том, как врач из Сонсонате подтвердил диагноз, поставленный индейцами.
День исконной расы
— За ваше здоровье, ньо Паскуаль.