Это ньо Сиприано поет, чтобы ньо Липе вышел из круга — его место должен занять другой танцор.
Ньо Чепе Риос, старинный друг нья Тоны, счастлив без меры. Он приветствует ее игривым комплиментом: «Тигуалакски́я на́кат пу́лу». Касаясь одной рукой земли, скособочившись, он изображает петуха, который обхаживает курицу, волоча за собой крыло. Здорово выходит это у ньо Липе. Все хохочут до упаду. Тогда, вдохновленный успехом, он выкидывает новый номер. Бедная нья Тона, ей приходится снести несколько клевков в голову, точно она и в самом деле курица!
— Вот так, сеньоры, именно так надо праздновать День исконной расы. Нам, коренным индейцам, не по душе танцы, в которых мужчины танцуют в обнимку с женщинами.
Человек, которому принадлежат эти разумные слова, — муниципальный секретарь, вы с ним уже знакомы.
— Пусть выкинет какую-нибудь штуку! — кричат те, кто хлебнул чичи, хлебнул ее побольше, чем сам секретарь.
— Да, да. Пускай выкинет какую-нибудь штуку секретарь.
— Ладно, сеньоры, ладно. Иди сюда в круг, сеньора Чепита. Вот так. А вы, сеньор музыкант сыграйте-ка нам «Эль сапатеадо».
Когда мелодия обрывается, у секретаря уже готова импровизация:
Но секретарь только лишь оратор и не знает, как закончить. Он, сама предусмотрительность, не подумал о чертовой рифме. К счастью, ньо Сиприано, поэт, скорый на рифму, оказывается рядом и вытаскивает его из лужи:
— Очень хорошо, очень хорошо, — благодарно говорит секретарь. И, чтобы загладить свой провал со стихами, взгромождается на табурет, просит двойную порцию и… как обычно — Сеньоры, достаточно обратить свой взор к небесам или к любому из чудес мироздания, чтобы уразуметь в один миг, сколь бесчисленны блага и выгоды, которыми нас дарит Науисалько. В самом деле…
Но тут оратор смолкает, потому что в беседке молодняка приключилась какая-то неприятность.
Женщины визжат. Мужчины; наоборот, оживились, говорят громко и возбужденно. Кое-кто из молодых людей аплодирует, а некоторые даже заключают пари.
— Ставлю своего белопегого боровка, что Койолито ему покажет.
— Идет. Я говорю, что победит Кучумбо.
— Чем отвечаешь?
— Своей бурой телкой.
— По рукам. Поглядим, что будет.
А случилось то, что повздорили меж собой после очередного «фокса» два сеньорито, в ход пошли отборные ругательства, а потом, как водится, кулаки. В потасовке у одного из молодцов был расквашен нос. Разбившись на группки, сеньорито обсуждают меж собою происшествие, Причиной всему женщина. Да вот она.
По всему видно, что Тина Мартир — большая кокетка. Она дала слово сразу двум юношам и теперь не знает, кого выбрать. Ей, в сущности, милы оба, но разве заставишь их с этим примириться!
— Ах, уж эти мне мужчины! — говорит Тина Мартир, делая вид, что очень огорчена. Она садится на табурет, закидывает ногу на ногу и принимается напевать себе под нос стишки из «Лжи и правда».
Ее подружки, модницы, сейчас же окружают ее.
— Дай мне сигарету, дорогая.
Курят они с бесконечными ужимками. И принимаются, пустые головушки, толковать о таких вещах, которые их мамашам в былые годы казались соблазном сатаны.
— Ах, уж эти мне мужчины! — задумчиво повторяет Тина Мартир. И достает из своей плетеной корзиночки разные дамские мелочи.
Она смотрится в круглое зеркальце. Чтобы губы и щеки были ярче, слюной смачивает красную бумажку — от пачки с бенгальскими свечами — и, глядя в зеркальце, проводит ею по лицу, морща при этом носик. Потом она пудрит лицо рисовой пудрой при помощи ватки из волокон сейбы.
— Ах, уж эти мне мужчины! — вздыхает она.
Да, такие они все.
Ба! Ведь я говорю то же самое, что и муниципальный секретарь; и все же, хотя он больше пьяница, чем оратор, я повторю вам его слова.
Обратите внимание на их внешность: она уже не индейская. Обратите внимание, какого цвета у них кожа: она почти белая. Обратите внимание на их волосы: они почти белокурые. Обратите внимание на их глаза: они почти голубые.