Дон Диего Рендон родился в Сонсонате в 1870 году. Там же он учился в народной школе, где проявил себя как выдающийся грамматик. Он был чудом! Так начал раздуваться этот пузырь тщеславия. Из различных деревень департамента ему писали школьные учителя, муниципальные секретари и лирические поэты, смиренно умоляя его высказать свое мнение по поводу некоторых вопросов грамматики. Польщенный, он сразу же отвечал им, никогда, однако, не упуская случая упрекнуть их в том, что они являются убийцами языка. Но что им было до этого! Словарь этот был бесплатный, вероятно, потому, что без переплета. Это потом он оказался роскошно переплетенным по-английски — в Морской Компании — да еще с золотым обрезом.
Он был красив, одевался элегантно, тщательно выбирал слова в разговоре, а какая была у него память! Всегда он имел наготове и читал наизусть, как свои собственные, некоторые произведения, которые для него являлись непогрешимой истиной. Все, что он знал, он сразу обрушивал на слушателя нескончаемым потоком вместе с точками, запятыми, апострофами, сносками, кавычками и опечатками.
— Да, господа, естественно, необходимо и неизбежно надобно хранить бесценное языковое наследие, которое завещали нам наши предки. Надобно уметь пользоваться «по достоинству никогда не оцененным пером, служившим блистательным идальго славнейших веков кастильской истории для создания образцов удивительного совершенства, кои были в прошлых веках, пребывают в веках настоящих и будут в грядущих предметом восхищения других народов».
— О! — говорил директор компании мистер Нельсон. — О! Этот мистер Рендон быть слишком умный. Он знайт ошень много. Говорит пять языки: греческий, латинский, грамматический, риторический и свой собственный.
То же самое думали и другие гринго, работавшие в компании. Кассиры Гиббонс, Хэт, Винтерсмит и Филип раскрывали рот от таких перлов красноречия. Лишь «кокосовое молоко» — юноши, занимавшие второстепенные должности, слушали заветы дона Диего примерно так же, как слушают шум дождя. Этим несчастным было безразлично совершенство языка. Однако они притворно выражали глубокое восхищение. Причиной такого притворства было то, что они нуждались в наставнике, когда у них возникали трудности в вычислениях.
Особенно часто спрашивали мнения Рендона его помощники, молодые люди: Руис, Луна, Гомес и Рамирес, хотя, надо сказать, что по поводу любого вопроса фискальной или коммерческой бухгалтерии они вынуждены были выслушивать правила Блэра или Академии. Эрмосилья выходил на сцену лишь в особо торжественных случаях.
— Будьте добры, господин Рендон, — обратился к нему как-то Гомес. — Взгляните на эту статью ежедневных расходов. Я написал «Разное — разным», но, наверно, такая надпись должна быть неправильна, нужно: «От разных — в кассу»?
— Послушай, глупец: прежде всего в данном случае не говорят «должна быть», так как здесь нет уверенности. Разве ты не спрашиваешь меня об этом? «Хуан должен быть благодарен» и «Хуан, должно быть, благодарен» — два выражения с совершенно различным значением. Объяснение здесь ясное, только вы ужасно бестолковые. Я никогда не устану повторять, как это делает Блэр, что молодые люди, желающие опираться на историю, механизм и сокровища кастильского языка, смогут с пользой прибегнуть к «Основам» Альдерете, «Сокровищам» Коваррубиаса, «Источникам тонкого вкуса» Гарсеса, к критическим замечаниям, которые предшествуют «Историко-критическому обзору кастильского красноречия» Капмани и к приложению дона Хосе Варгаса к его «Декламации» о неправильностях, вкравшихся в наш язык. Я не буду распространяться о происхождении кастильского языка, названного впоследствии испанским из-за его широкой распространенности во всех провинциях королевства в повседневном общении или по меньшей мере в общественном употреблении. Об этом вы сможете узнать, читая вышеупомянутых авторов, а также если вспомните то, что я в свое время говорил о готских истоках испанского языка. Ведя свое начало от готского или латинского языка, а также вобрав в себя некоторые другие источники, встреченные в ходе развития, наш язык приобрел по необходимости и некоторые неправильности. Он почти не сохраняет склонения, которое в большинстве случаев осуществляется при помощи предлогов; спряжение в нескольких временах осуществляется с помощью вспомогательных глаголов, и, наконец, его синтаксис иногда стоит перед необходимостью быть синтаксисом связи самих слов из-за недостатка признаков, которые бы эту связь выражали, то есть, грамматически говоря, синтаксических признаков. Неправильности в нашем языке можно преодолеть лишь с помощью мастерства, твердости и умения. Однако, как я отмечаю в своих трудах, подготовкой которых я занят, у нас еще нет подлинно философской грамматики; и то, чего нам еще не хватает в этой части, со временем должно быть восполнено ученой корпорацией, коей надлежит, очищая, утверждая и придавая блеск…[20]