Штурвальный, в поле зрения которого стояли эти чокнутые пассажиры, приписал сей жест счастливому облегчению, которое оба, вероятно, испытали, когда старший боцман отменил тревогу и по приказу капитана изменил курс на два румба влево, так как рисовальщик, сопровождавший оксфордских натуралистов, хотел лучше видеть стаю дельфинов, игравших в носовых волнах.
Сто девяносто фунтов ртути... Для своих автоматов английские мастера могли потребовать разорения целых сокровищниц Запретного города, и их поставщикам такое было уже не в новинку. Но ртуть! Цзяну и тому пришлось рыться в словарях, чтобы просто перевести это требование, и он удивился, что потребное сырье носило то же название, что и одна из планет: mercury, меркурий{5}. Зимний свет. Для придворных астрономов это небесное тело было всего лишь лишенной света звездой, черной, как море в безлунную ночь, и управляла она ледяной зимней тьмой.
Первую свою мысль насчет того, где найти источник означенного элемента, Цзян высказать не рискнул. Тем самым он бы предложил разорить святыню, ведь вместе с императорскими дворцами Жэхола в годы строительства летней резиденции был воздвигнут и павильон, чья крыша звездным небосводом из эбенового дерева поднималась над этаким игрушечным ландшафтом, над созданным из гранита, базальта, мрамора, горного хрусталя и кварцевого песка макетом Чжунго, китайской державы. Этот макет, опорная площадь которого размерами напомнила Коксу неф лондонского собора Святого Павла, представлял все горные цепи, плодородные равнины, пустыни и степи империи, моря, озера и реки, все города и крепости... И его строго соответствующие масштабу границы снова и снова менялись, расширялись или заново укреплялись в зависимости от завоевательных походов, катастроф или насильственных политических союзов.
Границы ширились то в одном, то в другом направлении, отступали от областей, вокруг коих велась борьба, придавая макету вид организма, медузы, амебы, которая, словно дыша и не имея определенной формы, располагалась в узких полосах дневного и лунного света, что решеткой падали сквозь золоченые окна-бойницы павильона и наводили на мысль о параллелях и меридианах.
И почти через все пространство этого игрушечного мира проходила Великая стена, Ваньли Чанчэн, десять тысяч раз невообразимо длинный вал, устремлялась то туда то сюда, в зависимости от военных сводок, делая неисчислимые повороты, будто, помимо множества иных своих функций, это великое сооружение должно было наполнить смыслом и то имя, какое дал Стене народ, — Великий Дракон, который в своей неизмеримости защищал Срединное царство, а равно и беспощадно над ним властвовал. Целые армии каменотесов, каменщиков, грузчиков, кирпичников и многих других работников, которые за сотни лет строительства умерли от истощения, от болезней, от голода и побоев, проглотил этот дракон. Миллионы костей, как говорили, покоились глубоко в недрах вала и, словно волокна арматуры, повышали его эластичность и прочность.
В этом царстве, прорезанном Великим Драконом и накрытом эбеновым небом, усеянным речными жемчужинами, блестели величайшие реки Китая — Хуанхэ, сиречь Желтая река, Ланьчанцзян, или Длинная река, обозначенная на западных глобусах под именем Янцзыцзян, Мэйгонхэ, сиречь Меконг, Хэйлунцзян, то бишь Река Черного Дракона, и Чжуцзян, Жемчужная река, которая вместе с лабиринтом своих притоков образовывала водную сеть, что вылавливала все достижимое на кораблях, паромах и плотах богатство.
Эти и другие, во внешнем мире огромные, длиной в тысячи километров, большие и малые реки устремлялись под эбеновым небом павильона с высочайших гор, покрытых глетчерами из перламутра, к Желтому морю, к Южно- и Восточно-Китайскому морям. Но серебристое мерцание воды, как бы отражающее свет солнца, незримо стоящего на черном небе, шло не от пресных или соленых потоков, а исключительно от центнеров ртути, которой создатели макета наполнили речные русла и морские бассейны. Волшебный блеск этого царства был блеском ртути.
Как ни странно, при обсуждении и составлении списка материалов, потребных для выполнения новейшей императорской фантазии, именно Араму Локвуду вспомнился первый осмотр имперского макета. В сопровождении множества недоверчивых чиновников тайной канцелярии, а также нескольких искусных ремесленников и каменотесов, участвовавших в создании означенного ландшафта, англичане вместе с переводчиком в знойный день не один час бродили вдоль границ сего царства, настолько обширного, что изумленный странник вроде Мерлина (он впереди своих товарищей уже шагал к отдаленному оборонительному валу) оказывался в душном воздухе недостижим для зова.