Боль от разлуки с Ральфом тоже улеглась или почти улеглась. Лишь иногда сердце ее сжималось с такой силой, что ей оставалось только стиснуть зубы, закрыть глаза и ждать, пока все пройдет. Однажды вечером, когда Роксана сидела в баре отеля, оркестр заиграл песню, которую они часто слушали с Ральфом. При первых же аккордах она едва не потеряла сознание от боли и с трудом заставила себя остаться на месте, хотя на глазах у нее выступили слезы. Так она и сидела, пока песня не кончилась, а слезы не высохли. А потом зазвучала новая, веселая мелодия, и официант принес ей заказанную «Маргариту», и мир снова стал если не прекрасным, то вполне сносным.
Но когда две недели подошли к концу, Роксана стала испытывать беспокойство. Безделье прискучило ей, она начала томиться. Отель, который поначалу так ей нравился, теперь казался тесным, словно комфортабельная тюрьма. «Похоже, пора уезжать,– подумала Роксана, стоя однажды утром у окна своего номера, откуда был виден бассейн и огороженные теннисные корты.– Только куда? Не в Англию – это ясно. Значит, еще дальше…»
И, не дав себе времени на размышления, Роксана принялась деятельно паковать вещи. Она давно поняла, что чем больше думаешь, тем сильнее болит, и спасение от этой боли только в движении: в путешествиях, в новых впечатлениях, сменяющих друг друга точно в калейдоскопе.
Роксана заказала билет на рейс в Найроби и позвонила своим знакомым в тамошнем «Хилтоне», попросив забронировать комнату. Она собиралась прожить в Найроби несколько дней, а потом отправиться на двухнедельное сафари, чтобы описать его потом в серии статей. Роксана заранее предвкушала, как будет фотографировать слонов и носорогов, как будет наблюдать восход солнца в саванне, и надеялась, что просторы африканских равнин помогут ей окончательно забыться.
Салон первого класса был наполовину пустым. Поднявшись на борт, Роксана с удобством устроилась в просторном кресле у окна. Пока стюардесса инструктировала пассажиров, она взяла бесплатный номер «Дейли телеграф» и стала просматривать первую страницу. Несколько статей были подписаны знакомыми именами, и Роксана поймала себя на том, что ей по-прежнему приятно сознавать себя частью журналистского мира. Впрочем, от своей работы она никогда и не собиралась отрекаться.
Перевернув несколько страниц, Роксана нашла раздел, посвященный модам, и углубилась в него.
Тем временем самолет вырулил на взлетную полосу и начал разгоняться. Рев двигателей стал громче, и Роксана невольно поморщилась – она всегда считала, что коль скоро за первый класс приходится платить такие большие деньги, авиакомпании просто обязаны предпринять что-то, чтобы пассажиры не страдали от шума. Но вот наконец лайнер оторвался от земли, слегка просел, выровнялся и начал набирать высоту. «Слава тебе, господи!» – подумала Роксана, перевернула страницу и… вздрогнула от неожиданности. Прямо на нее смотрел Ральф. Черно-белая фотография была довольно старой, и на ней он выглядел очень молодо, но Роксана узнала его мгновенно.
«Дьявол!» Роксана машинально перебрала в уме все общественно значимые события и мероприятия, к которым Ральф мог иметь отношение. Таковых оказалось довольно много, однако она никак не могла сообразить, что он такого сделал, что «Дейли телеграф» поместила его портрет размером в полполосы.
Потом она сообразила, что за раздел мог находиться в газете после «Мод», и лицо ее вытянулось и окаменело.
«Ушел из жизни Ральф Оллсоп,– было написано в некрологе,– издатель, который несколько лет назад сумел реанимировать ежемесячный иллюстрированный журнал "Лондонец", долгое время балансировавший на грани банкротства…»
– Н-нет…– произнесла Роксана вслух каким-то чужим, сдавленным голосом.– Не может быть!
Ее руки дрожали так сильно, что она едва разбирала буквы.
«Ральф Оллсоп скончался в минувший понедельник. Он оставил жену и троих детей, двое из которых уже совершеннолетние и имеют собственные семьи. Вдова, миссис Синтия Оллсоп, заявила нашему корреспонденту…»
Боль обрушилась на Роксану, словно лавина. Сначала ее затрясло, потом к горлу подкатил такой тугой комок, что она едва могла дышать. Непослушными пальцами она нащупала пряжку пристежного ремня.
– Нет! – донесся до Роксаны ее собственный голос.– Этого просто не может быть! Мне нужно идти, я должна…
– Что с вами, мэм? Вам плохо?
К Роксане подошла стюардесса, профессиональным движением извлекая откуда-то пачку пластиковых пакетов «Друг путешественника».
– Остановите самолет, мне срочно нужно в Лондон! – воскликнула Роксана.– К нему, понимаете?
– Но, мэм…
– Мне нужно назад! – Роксана изо всех сил старалась держать себя в руках, но ей это не удавалось. Внутри вскипало что-то обжигающе-горячее, грозящее выплеснуться наружу самой настоящей истерикой.– Назад, понимаете?
– Боюсь, что…
– Скажите пилоту, пусть повернет самолет! – Роксана уже почти кричала.– Немедленно!
– Боюсь, это невозможно, мэм.
Стюардесса успокаивающе улыбнулась, но Роксану это окончательно вывело из себя. Слезы хлынули из глаз двумя горячими потоками.
– Не смейте надо мной смеяться! – завизжала она, не в силах больше сдерживаться.– Что тут смешного, черт бы вас побрал?