Выбрать главу

Меншиков крикнул, подхватывая Катерину:

— Эй, люди! Государыне дурно!..

С ея самодержавием случился незапный удар. Придворный медик Блументрост, Иван Лаврентьевич, спешно пустил ей кровь. Царица слегла, и даже опасались за жизнь. Такая молодая! Экая жалость! Покои пропахли лекарствами, горьким запахом неблагополучия, придворные ходили на цыпочках, сам государь, забросив дела, сидел у постели, а по всем церквам пели молебны о здравии болящей монархини.

Меншиков наведался с визитом на шестой день, принес кулечек кислых цитронов заморских, ласково спросил о здоровье ея величества. Удар повторился.

Свежий камергер, Виллим Иванович страшно встревожился вестями и велел Егору Столетову отныне писать цидулки в женском роде, будто бы то фрейлина подруге-наперснице отписывает о пустяках. Но вдруг не превозмогал тоски, смуты сердечной и диктовал письмо:

«Здравствуй, моя государыня, кланяюся на письмо и на верном сердце Вашем. И Ваша милость меня неизречно обрадовала письмом своим. И как я прочел письмо от Вашей милости присланное, то я не мог удержать слез своих от жалости, что Ваша милость в печали пребываешь и так сердечно желаешь письма от меня к себе. Ах, счастье мое нечаянное! Рад бы я радоваться об сей счастливой фортуне, только не могу, для того что сердце мое стиснуто так, что невозможно вытерпеть и слез в себе удержать не могу. Я плакал о том, что Ваше сердце рудой облилось так, как та присланная красная лента облита была слезами. Ах, печальны мне эти вести от Вашей милости, да и печальнее всего мне то, что Ваша милость не веру держишь, и будто мое сердце в радости, а не в тоске по Вашей милости, так как сердце Ваше, в письме дано знать, тоскливое. И я бы рад писать повседневно к Вашей милости, только истинно не могу и не знаю, как зачать писать с великой любви и опаски, чтоб не пронеслось и людям бы не дать знать наше тайное обхожденье. Да прошу и коли желаешь, Ваша милость, чтобы нам называть друг друга „радостью“, то мы должны друг друга обрадовать, а не опечалить. Да и мне сердечно жаль, что Ваша милость так тоскуешь и напрасно изволишь молодость свою поработить. Верь, Ваша милость; правда, я иноземец, так правда и то, что я Вашей милости раб и на сем свете верный Тебе, государыне сердечной. А остануся и пока жив, остаюся в верности и передаю сердце свое (тут самим Монсом начертан пером рисунок: сердечко, пробитое двумя стрелами, знак любви взаимной. — Ю. С.).Прими недостойное мое сердце своими белыми руками и подсоби за тревогу верного и услужливого сердца. Прости, радость моя, со всего света любимая!»

Дачам же взятчик явился усерднейший: вдвое, втрое с искателей его протекции брал. Деревни с крепостными душами, самоцветные яхонты и адаманты, честные камни, во многие тысячи рублей, персидских иноходцев для завода, пряденого золота табакерки, бархаты на камзолы, даже щенят комнатных, аглицкой породы.

И секретарю его Егору Михайловичу по-прежнему знатнейшие вельможи, Лопухины, Гагарины, Долгоруковы, слали записочки с нижайшими просьбами пожаловать к ним обеда откушать и замолвить словечко милостивцу.

Ко дню знаменательному апостолов Петра и Павла крепкая молодая натура ея величества поборола недуг, хотя царица часто хворала и не могла распоряжаться ассамблеями. «Полнокровная, холерического темпераменту персона», отзывался о государыне рудометатель[10]и придворный апотекарь Блументрост.

…А 30 августа великий праздник учинился для всего Санкт-Питерсбурха: обретение Городом русского небесного патрона, перенесение святых мощей князя Александра Невского.

Мощи шли водою по Волхову, Ладоге и Неве. В Усть-Ижоре, где путевой дворец, святыню встречал государь на лодке-верейке своей. (После герцог Ижорский Данилыч выстроил в своих владениях Александро-Невскую деревянную церковь во имя святого покровителя тех земель. А строение хлипкое, сбитое наскоро, простояло недолго — зажгло его молнией.)

Сам монарх правил рулем. Птенцы гребли как простые матросы. Флотилия с Невы салютовала пушечными залпами.

В малом ковчежце дубовом сокрыты череп и обгорелые кости — все, что осталось после пожара церкви во Владимире от нетленных мощей благоверного князя Александра Ярославича.

вернуться

10

«Руду метать» — пустить кровь.