Лейн вышла из своей комнаты, не зная толком, что будет делать дальше. Может, будет сидеть, уставившись в экран телевизора. А, может, выключит его и разбудит папу, чтобы он мог нормально выспаться в своей постели.
В любом случае, нельзя оставлять телевизор и лампу включенными на всю ночь.
Тихонечко ступая, Лейн отправилась в гостиную. Хотя у нее все болело, теперь боль уже не была такой острой. Может быть, помог аспирин. Наверняка, помог душ. И долгая горячая ванна, которую она приняла, хорошо вымывшись перед душем.
«Вирус мог попасть в меня, когда он порвал девственную плеву. Разве это не ирония судьбы? Я умру, потому что была девственницей. Незачем было быть такой целомудренной.
У меня все будет хорошо, — сказала она себе. — Все будет хорошо».
Телевизор светился, однако изображения на экране уже не было. Лампа в изголовье дивана тоже была включена. Но отец исчез.
Лейн услышала стук закрывающейся двери.
Что он делает? Решил выйти во двор?
Лейн вошла на кухню и прижалась к стеклу лицом. Все в порядке. Отец был там. Он шел смешной походкой, как будто не до конца проснулся — здорово наклюкался! Он двигался к гаражу, слегка покачиваясь, нетвердо держась на ногах.
Лейн приоткрыла кухонную дверь. Она хотела было окликнуть его, но вспомнила, что ее крик может разбудить маму. Что бы отец ни собирался делать, мама обязательно вмешается, и ему сильно влетит от нее.
Когда отец открыл дверь в гараж, Лейн вышла на улицу, прикрыв за собой кухонную дверь.
— Папа? — негромко окликнула она.
Казалось, он не слышит ее. Он нырнул в темноту.
Лейн нахмурилась.
«Может, мне лучше вернуться в дом, — подумала она. — Но вдруг с ним не все в порядке?
И что он может делать в гараже?»
Полы ее халата распахнулись из — за ветра. Но сейчас его прикосновение было даже приятным, и холода она не почувствовала. «Это, вероятно, потому, что я так хорошо прогрелась в горячей ванне», — решила она.
А вдруг отец заметит ее?
Она с неохотой запахнула халат и зажала мягкую ткань между ног.
В темноте гаража вдруг что-то засветилось. Казалось, что свет движется. Лейн догадалась, что это фонарь на батарейках, который она подарила папе на День отца. Вместо лампочки, как в обычном фонарике, в нем была флуоресцентная трубка.
«Интересно, что он там ищет?»
Поскольку Лейн была босиком, то решила сойти с газона с травой и прошла по бетонной дороже вдоль дома. Она уже была почти у гаража, когда увидела его в открытую дверь.
Отец стоял на небольшом деревянном помосте под дверью на чердак, запрокинув вверх голову, спиной к Лейн. В одной руке у него был фонарь. Другой он махал над головой, пытаясь ухватить свисающую веревку.
Ветер швырнул прядь волос Лейн в глаза. Он откинул в сторону правую полу халата и нежно поглаживал кожу. Она прикрыла полы халата снова и тут увидела, что отец схватил веревку и потянул дверь люка вниз. Он поставил фонарь на помост у ног и стал раскладывать лестницу.
— Папа?
Словно не слыша ее, он взял в руки фонарь и начал подниматься.
«Оглох он, что ли?»
Лейн поспешила к нему, боясь, что он может упасть.
Не было похоже, чтобы отец игнорировал ее. Определенно с ним было что-то неладно. То ли пьян до бесчувствия, то ли… ходит во сне?
Лейн остановилась у лестницы. Отец был уже почти наверху.
«Может лучше позвать маму, — подумала она. — Если он ходит во сне, то это уже серьезно. А что, если он проснется прямо здесь, не поймет, что находится на чердаке и свалится через люк?
Пока я буду ходить за мамой, он может упасть».
Отец забрался на чердак и исчез из виду.
Лейн начала подниматься за ним.
«Что же мне делать?»
Она где-то слышала, что лунатики часто падают замертво, если разбудить их. Может, глупая сказка. А вдруг это правда?
Лучше проследить за ним, чтобы ничего не случилось.
Через люк над головой Лейн видела наклонную крышу гаража, поперечные балки, отбрасывающие тени на потолок. Фонарь, видимо, стоял где-то поблизости, но отца не было видно.
Она поднялась повыше. Перекладины врезались ей в босые ноги. Лейн заметила, что ноги у нее дрожат.
Когда она ступила на следующую перекладину, голова ее оказалась над полом чердака. Лейн остановилась. Не более, чем в ярде от ее лица стоял длинный деревянный ящик.
Неужели гроб?
Не может быть. Это смешно.
Но по ее спине побежали мурашки. Сердце учащенно забилось. Она чувствовала, что ее мускулы, и без того болезненные и дрожащие, становятся мягкими, словно квашня. Испугавшись, как бы ноги не подвели ее, Лейн покрепче уцепилась в верхнюю перекладину лестницы.
И тут увидела своего отца.
Он стоял у края ящика.
Не может быть, чтобы это был гроб!
Но отец стоял там, уставившись в него. Фонарь он держал у груди, лицо его оставалось в тени.
— Я знаю, — произнес он.
У Лейн от его слов перехватило дыхание. Она поняла, что он разговаривает не с ней.
— Я тоже скучал по тебе, — сказал он. — Очень.
Затем кивнул, словно в ответ на чей-то голос.
Расставив ноги по обе стороны ящика, он сел на его край. Фонарь он пристроил на левом колене.
— Навсегда? — спросил он. Немного спустя он сказал:
— Это было бы прекрасно, Бонни.
Лейн сделала усилие, чтобы приподняться повыше. Отец не замечал ее.
Лейн встала коленом на пол чердака. Заглянула через край ящика.
И оцепенела.
Это действительно был гроб, а в нем лежало что-то вроде дурацкой египетской мумии, которую кто-то развернул — мумия девушки с ужасающей усмешкой и деревянным колом, торчавшим между ее грудей, похожих на вытянутые полоски кожи. На ней не было никакой одежды. А отец сидел у нее в ногах, откуда он мог видеть все, и смотрел на нее, и разговаривал с ней.
«Этого не может быть, — подумала Лейн. — Наверное, я сплю и…
Нет, это он спит».
— Знаю, — сказал он, глядя в гроб. — Но я боюсь.
Кивнул головой.
Подвинулся вперед, но около бедер мумии остановился. При желании Лейн могла бы дотянуться до его левой ноги.
— Я тоже тебя люблю, — сказал он. В его голосе слышалась боль. — Но я люблю свою жену и дочь. Я не могу их бросить даже ради тебя.
Эти слова рассеяли туман в голове Лейн.
— Ты обещаешь? — спросил он.
«Он разговаривает с трупом! О нас с мамой!»
— Если ты причинишь им боль…
Кивнул головой опять.
— Хорошо. Я сделаю это. — Наклонившись вперед, правой рукой он потянулся к груди мумии и схватил кол.
— Папа! — Лейн толкнула его по колену сбоку. От удара левая нога дернулась, фонарь скатился. Отец стукнулся о гроб ногой. Фонарь ударился о пол чердака и погас.
На глаза Лейн словно набросили черную ткань. Она кинулась вперед.
— Что такое? — Голос отца. Смущенный. Затем он взвыл:
— Ууууууууаааааа!
Лейн нащупала его ногу. Он напрягся, и его вой перешел в вопль. Она обняла его за талию.
— Папа, — шептала она, пытаясь удержать его. — Папа, это я. Это Лейн. С тобой все в порядке?
Он перестал кричать, перестал вырываться. Он тяжело дышал и хрипел.
— Все хорошо, — шептала она. — Все хорошо.
Лейн чувствовала, как он рукой потрогал ее спину, другой рукой он ощупывал ее голову, потом провел ею по лицу Лейн, его пальцы дрожали на щеке Лейн. Поглаживая ее, он постепенно успокаивался.
Он пробормотал:
— О, Боже, — повторяя это снова и снова.
А Лейн шептала:
— Все хорошо.
Через некоторое время он сказал:
— Не понимаю, что я здесь делаю.
— По — моему, ты пришел сюда во сне.
— Это она заставила меня. Она привела меня сюда. О, мой Бог! Я вытащил кол?
— Не знаю.
— Боже!
Отец убрал свою руку с ее лица. Она почувствовала, что он наклонился вперед.
— Что ты делаешь?
Лейн почувствовала, как он содрогнулся.
— Папа?
— Он еще здесь. Слава Богу!
— Идем. Давай отсюда выбираться.
— Как я мог подняться сюда? — удивился он.
— Все хорошо, папа. Теперь давай попытаемся спуститься вниз, не сломав себе шею. — Лейн отпустила его и повернулась. Отец придерживал ее за спину.