Выбрать главу

Вдруг захотелось, как герой истерик в старом фильме, схватиться за кудлатую голову и заорать: "Опоили меня! Опоили!" Да кому оно нужно-то?!

Его властно поклонило в сон. Сейчас он спустится в полуподвальный этаж, найдет свою коморку, накинет крючок, и - набоковую. Пусть та жизнь, которая совсем не жизнь, продолжается сама собой, вне его. Можно и совсем не просыпаться Илья завозился, тяжело поднимаясь с низкой ступеньки, кое-как распрямил трескучие колени, по инерции глянул на стену, даже не глянул - скользнул глазами.

Серое небо, отороченное снизу черной зубчатой каймой…

Он чуть не упал, зацепившись за собственную ногу, да так и замер в неудобной позе. За краем стены сверкнуло. И через длинный-длинный миг - еще. Потом еще.

Илья распрямился, встал, широко расставив ноги, покачиваясь в такт толчкам крови.

В голове вертелась карусель. Желудок скрутило.

За стеной, всего-навсего, пускали ракеты. Обыкновенные! Сигнальные, или какие они бывают. И ведь, наверное, никто больше не видел. Он находился в самой высокой точке города.

Лучше бы шел, куда собирался. Мысль бешено завертелась, сбивая с ног.

Никакого проявления не было! Его похитили. Похитили? Он что политик, финансист, эстрадная дива? Ну, допустим… Но зачем? Эксперимент - в равной степени страшный и странный… Завезли черте куда, посадили за стену, сделали жителем города, которого не бывает. А за стеной вон - люди сигнальные ракеты пускают, электричество, цивилизация! Но и спрутица есть. Если допустить…

На этом короткий паводок мысли иссяк. Вымотанный запредельным усилием, Илья тупо уставился на ступеньки.

Никуда не ходить! Лечь прямо тут и проспать до самой смерти Он так и поступил, свернулся клубком, подтянув колени к подбородку, подышал на, вмиг озябшие руки и тут же стал проваливаться в спасительное забытье. Завтра - если оно наступит - он примет, все происшедшее, за мару.

Его тащили. Вокруг было светло, хоть глаз даже не открывал. До истины не доискаться. Голова как свинцом набита. И вдруг - четко, до самого дальнего уголка мозга, голос:

- Вы, господин Алмазов, не сумлевайтесь, до утра очухается.

- Он мне сейчас нужен.

Пробел, и за ним на пределе восприятия:

- Больше никаких снадобий!

Глава 3

Пробуждение оказалось мучительным. Только-только очнулся и сразу понял, делать этого не хочет. Вспышкой заболела голова. Тело растеклось, ноющей аморфной массой. В животе ухало. Собрав в кучку все проявления собственной жизни, Илья наконец ощутил себя как единое целое. Полежать бы еще, очухаться. Но в сознание буравчиком ввинтился голос Иосафата:

- Придется за Гаврюшкой в лекарню посылать. А и ни к чему бы. Чего ты, дурень, ему вчера намешал?

- Что дали, то и насыпал.

- А скока?

- Скока, скока? Все!

- Очумел, лишенец?!

- Нечаянно.

- Если он помрет, ты на спрос пойдешь.

- Я ж, Иосафат Петрович, как лучше хотел.

- Я гляжу, ты все время как лучше хочешь, а получается как всегда. Ой, плачут по тебе отряды, не к ночи будь помянуты. Ой, плачут!

- Мне в лекарню бежать?

- Погодим пока. Вроде зашевелился.

Илья открыл глаза. Будто смотришь залитый глицерином снимок. Изображение смазывалось по краям и выпячивалось в середине. Белым непропеченным блином вплыло лицо Иосафата, за ним - блинчиком поменьше - Ивашки.

- Очухался, слава…

- Кому?! - перебил вертухай, но уловить на крамоле хитрого трибунальщика не смог.

- Слава господину Алмазову, говорю. А ты чего подумал?

- Помстилось, - хмыкнул Ивашка.

- А ведь ты точно на спрос пойдешь. Я тебе то твердо обещаю. Думай теперича, че врать будешь.

- Мне врать нечего. Я приказы исполнял. Как велели, так и делал.

- Ага. Побрыкайся, побрыкайся, крюковское отродье!

- Мне Лаврентий Палыч сказал: чем больше порошка насыплю, тем быстрее дело пойдет.

- Вдвоем, значит-ца, ладили дохтура извести? А знаешь ли, что господин Алмазов в нем большой интерес имеет?

- Для чего?

- Поспрашай мне еще, сволочь бандитская!

- А вы не попрекайте!

- Выкатывайся, давай, отседова! - последовал категоричный приказ. А, поскольку оппонент не проявил должной прыти, голос председателя трибунала наддал:

- Катись, говорю. Дверь закрой! И, чтобы не подслушивал. Вали, кому сказано!

- Я приказ имею: ни с кем наедине болящего не оставлять, - нагло заявил Ивашка.

Илья скосил глаз. Рука мятежного вертухая лежала на кобуре. Но Иосафат не забоялся:

- Ты за пистоль-то не хватайся, а то я те им же всю рожу раскровяню. А Лаврюшке можешь передать, что я его приказ своей волей отменил.

- Не понял?! - Ивашка картинно выставил вперед ногу. Герой-пионер, блин.

Но пойдя на разрешенный покровителем бунт - просчитался. Из рукава Иосафата Петровича вылетела круглая гирька на резинке, коротко ткнула охранца в грудь и юркнула обратно. Ивашка склонился, хватаясь руками за ушибленное место. Иосафат же, пользуясь временной беспомощностью супротивника, взял его за шиворот и выкинул за порог. Дверь уверенно чмокнула. Кованый крючок запал на петлю.

- Чего уставился? - недовольно рявкнул Иосафат, но заглянув в безразличные глаза Ильи, добавил уже спокойнее:

- Ивашка-то на меня доносить побег. Если ты покажешь про кистень, меня на спрос потянут, если не покажешь - его. Хотя, ты щас ни имени своего, ни прозвания не вспомнишь пожалуй. Господин Алмазов за спросом придет - не похвалит. На-ка хлебни, - Иосафат поднес ко рту Ильи чашку. Тот на всякий случай сжал зубы и зажмурился.

- Да че ты упираешься-то? Не отрава, чай - снадобье местное от любой хвори помогает. От твоей - тоже сгодится.

Остро пахнущий, теплый настой потек в рот. Илья держался, не глотал, пока хватало воздуха. Но пришлось, куда деваться.

- Во-во попей. Двое суток вокруг тебя маемся. Занадобился ты, виш, зачем-то кормильцу нашему. Слышишь меня, аль нет?

Ситуация, наконец, окрасилась некоторым смыслом. Или антидот начал действовать?

Мысль пошла свободнее. И тут же возник занудный вопрос: для чего сам местный владыка пожаловать собирается? Зачем ему безвестный недавний проявленец?

Г-н Алмазов представился Илье в виде восточного сатрапа из пионерской сказки: толстый, обтянутый парчовым халатом живот, черная курчавая борода… сим-сим-селябим… или сим-сим-откройся?

Снадобье оказалось достаточно эффективным. Иосафат несколько повеселел.

Разглядел благодетель, что проявленец уже и помаргивает, а не таращится в одну точку. Озирается, значит, пришел в себя. Хитрый купчина поспрашал немного болящего: чего тот во сне видел, да не слыхал ли голосов. Илья отозвался в смысле: не знам, не ведам, спамши. А для большего напущения тумана спросил, что с ним случилось. Иосафат, как никогда кратко, пояснил: солнечный удар пополам с поносом. Тут де такое бывает.

Когда требовательно заколотили в дверь, сознание бывшего доктора, бывшего проявленца, бывшего эксперта, а теперь незнамо кого, окончательно просветлело.

Он отчетливо воспринимал окружающее: слышал, видел, осязал, мог составить логическую цепочку, и уже робко начинал анализировать.

Явление г-на Алмазова опровергло скоропалительные предположения Ильи. Слегка полноватый, но подтянутый, подвижный субъект, быстрой, четкой походкой двинулся от двери к топчану.

Никаких местных ремков. Никакой ностальгической одежки. Белая мягкая ткань из необработанного папира, оказывается, прекрасно годилась на рубашки. Брюки из нее же. Все сшито совсем недавно. Свеженькое, чистое. Очки - скорее встретишь рогатую кошку, нежели такие очки в мире теней - дорогущие полихромы в еще более дорогой оправе. Впрочем, они, скорее всего, остались от проявления. Глаз за дымчатыми стеклами не видно. Как часто бывает у восточных людей, кожа век темнее, чем на щеках. От придуманного "сатрапа" - вообще ничего.