И это было хорошо, потому что наступал новый месяц, цвела вовсю весна, и все так же манило во двор вечернее небо. Там, во дворе, зовущ и крепок был в курилке запах смородины.
И опять просил Сипов:
— Остаться надо, ребята.
— В начале месяца-то?
— Надо, ребятки, надо. Пусть у нас лучше задел будет, — убеждающе и просительно обращался Сипов к работающим во второй смене.
— Да на кой он черт, задел этот? Месяц в кино не были.
— И я не был. Что же делать… — И совсем тихо Сипов добавил: — Учту, не обижу… — намекал то ли на прогрессивку, то ли на премиальные.
Как странно — оставаться после работы в начале месяца. Оставаться в полночь. Можно, разумеется, остаться и поработать. Одно непонятно — задание сделали, а суета осталась, издергала в два счета.
Спросили Сипова. Спросили, долго ли будет продолжаться так. Хотел отмахнуться: дело, мол, важное — не каждый поймет. Но, подумав, пояснил:
— Один станок на ремонте, в другом подшипники отчего-то греются…
— Дополнительно смену вводите.
— А кого ставить? Кому в ней работать? Да некому, кроме вас!
— Не вечные мы.
— Ну вот. Не вечные! Понимать производство надо. Этих же не пошлешь, — показал на двух подростков, принятых после школы. — Такое натворят — за месяц не расхлебаешь. Весь запас резцов пустят в расход.
— В караул бы ваших подростков зимней ночью — мигом бы дурь соскочила.
— Бог с ними, — рассуждал Сипов, — с этими подростками. Скоро их призовут. А нам с вами работать надо. Работать еще лучше. Ведь мы теперь первые, ударники. И должны сделать потому больше прежнего.
Что ни говори, а рассуждает Сипов правильно. Подростков в самом деле поставить нельзя. Парни такие волосы отрастили, что когда наклоняются к станку, кажется, вот-вот волосы намотает. В перерыв они краской вымажут кнопки, подсунут под руку ветошь с деталью, заклинят дверцу шкафа либо принесут в цех лягушку. Привяжут ее за лапку к деталям так, чтобы контролеры боялись и лишний раз не подходили бы к детали.
Есть, видать, люди, к кому поздно приходит зрелость, кто по выдумкам и проказам остается долго мальчишкой.
Бес надоумил Родиона в тот момент, когда Сипов и без того был на взводе, сказать тому, что станок на долгий ремонт могли не ставить, обошлись бы текущим ремонтом. Сипов поначалу слушал, кивал, поддакивал, а потом коротко бросил враз:
— Подошло время — поставили. Порядок есть порядок. Не нами установлено, не нам и менять.
Разговор, наверное, и забылся бы вскоре, как только приступили к делу, но откуда-то взялся Агафончик, качнул черным беретом и подлил масла в огонь:
— Приучили ребятушек оставаться. Приучи-и-или. Так вам и надо!
Выходило, если бы не Родион да еще двое-трое таких же демобилизованных и до работы прытких парней не оставались бы, и все шло бы ладом.
Агафончик подзудил и быстренько отошел к себе — мол, думайте без меня. Мое дело подсказать, а там сами глядите. Некоторые тут же задумались: не приучили ли Сипова в самом деле?
После обеда мастер обычно ходил по цеху, задерживаясь время от времени у станков, пока шальной виток дымящейся стружки не вырывался и не летел в его сторону. Тогда шарахался от стружки в сторону и почему-то сразу же уходил в свою конторку, где с невозмутимым спокойствием стругал ножичком яблоко. Не любил Сипов горячей стружки, не терпел ее, и стружка вроде бы тоже Сипова не терпела. То ли когда-то она обожгла его, то ли Сипов вообще был непривычен к ней.
Совершая после перерыва обход, Сипов протянул Родиону резцы:
— Возьми. Дополнительные.
— Нехорошо выходит, — начал было Родион. Но Сипов мигом насторожился:
— Что нехорошего-то?
— Ударник вроде я, — Родион кивнул на флажок, — а приходится перерабатывать, прихватывать. Люди что скажут?
За гулом станков приходилось кричать, и Сипов отозвал Родиона к окну, где гул был слабее:
— А сознательность? Где ваша сознательность? Неурядицы свойственны в любом деле, на каждом предприятии.
К окну потянулись другие. Шумели одни вентиляторы, оставленные на миг станки ждали своих хозяев. Появился и Агафончик, с ходу забалагурил:
— Что за шум, а драки нет?
— Вот, — кивнул Сипов на Родиона. — Опять выкинул коника.
— Для тебя же мастер старается, чтоб заработал, — проворчал укоризненно Агафончик, — а ты?
— Помолчи-ка, — осадили быстренько Агафончика.
— Мог бы отгул попросить, — бросил Агафончик уже примирительно.
— Да разве дело в отгулах? — не остывал, не успокаивался Родион. — Пойми ты!