по которой можно подняться наверх, в мирную жизнь. Ведя машину, Тавернье высматривал вокруг приметы мятежа, скрывшегося под землю, как сказочный джинн, и потому даже не пытался вообразить тяжелые стальные двери с винтовыми запорами, крутые лестницы, уводящие в могильную тишину, последнюю тусклую лампочку у последней двери, за которой - бездонный мрак. Далее Тавернье мог бы попытаться представить себе бетонированные галереи, по стенам которых перебегают отсветы фонарей, неожиданные спуски, подъемы, опять спуски и затем проход, выводящий в тоннель, наполненный монотонным шумом подземной реки... Когда Тавернье выехал в район недавних боев на Солянке, арьергардные группы повстанцев еще продолжали этот подземный путь. После езды по ничуть не пострадавшему и даже довольно ухоженному городу Тавернье с удивлением взирал на мостовую, исклеванную снарядами и минами, на полуразбитую закопченную синагогу с куполом, продырявленным снарядами, на сгоревшие старинные дома с провалившимися крышами, в пустые окна которых виднелись груды еще дымившегося обгорелого хлама. Тавернье сбавил скорость до минимума, глядя вправо, где под откосом в небольшом скверике возле обгорелого каркаса стеклянного кафе и страдальчески выглядевших деревьев с опаленной листвой громоздились исковерканные останки вертолетов. Его наметанный взгляд различил среди них неубранные трупы, и он уже поставил ногу на тормоз со словами:"Шарль, это надо заснять". Внезапно сзади и слева он услышал какой-то щелчок, затем щелкнуло впереди, и ветровое стекло справа покрылось мутной сеткой трещин. Шарль крикнул:
- Снайпер! Гони!
Тавернье вдавил в пол педаль газа, двигатель яростно взревел, и "вольво" рванулся вперед. Ракетой пролетев через мост, перепрыгнув через воронку и промчавшись мимо обгорелого бронетранспортера, машина журналистов, всхрапнув покрышками, по дуге вписалась в устье улицы с замысловатым названием, которое Тавернье постоянно забывал. За строениями снайпер должен был потерять их из виду.
- Черт! Кто это стрелял?!- воскликнул Тавернье.
- В Центре наверняка оставались агенты правительства,- предположил Шарль. - Они пока не знают, что мятежники ушли, и продолжают стрелять.
Видимо, они решили, что наша машина принадлежит мятежникам.
Тавернье выругался вполголоса и свернул в переулок, к набережной. В результате он не доехал до места прорыва танковой колонны на Таганке и лишил себя нескольких эффектных кадров. Впрочем, эта потеря была компенсирована съемками гостиницы "Россия" и кинотеатра "Зарядье", сплошь окруженных брустверами из металлических бочек и мешков с песком, а также затонувшей перед самым Москворецким мостом самоходной баржи,- точнее, ее высокой кормовой надстройки, закопченной и изрешеченной пулями и снарядами, которая одна торчала из воды. Когда журналисты, из-под моста засняв баржу, уже уселись в машину, к ним неожиданно подошел патруль - офицер и двое рядовых с автоматами.
- Документы,- устало потребовал офицер. Просмотрев протянутые ему Тавернье бумаги, он вернул их, коротко кивнув, и заметил:
- Уже журналисты появились. Значит, и вправду ушли наши друзья?
- Друзья?- удивленно переспросил Тавернье.
Офицер вместо ответа только махнул рукой и бросил:"Проезжайте!" Тавернье продолжил свое петляние по улицам, порой останавливаясь для съемок. При этом мало-помалу "вольво" приближался к корпункту. Однако журналистам суждено было пережить еще одну опасность: успевший привыкнуть к пустынным улицам Тавернье едва успел затормозить на перекрестке Малой Дмитровки и Настасьинского переулка, когда наперерез ему вылетел ярко-желтый "москвич"-фургончик, так называемый "каблучок". Завизжали тормоза, завоняло паленой резиной. Безлюдную округу огласила неизбежная в таких случаях чудовищная русская брань. "Москвич" отвернул, избегая столкновения, и остановился таким образом, что водители оказались нос к носу друг с другом. Тавернье от волнения забыл все русские слова и на всем протяжении тирады водителя "москвича" только воздевал руки к небу - впрочем, тот все равно не позволил бы ему ничего сказать. Наконец ругатель, курносый светловолосый малый, утомился, умолк и смог расслышать, как Тавернье бормочет что-то по-французски.
- Ты иностранец, что ли?- удивился водитель "москвича".
- Так точно,- со вздохом ответил Тавернье, имевший привычку перенимать все слышанные им иноязычные обороты. Скользнув взглядом по ярко-желтому борту фургончика, он с легким удивлением увидел изображенных на нем усатых людей в огромных кепках, пожирающих что-то на фоне тропического пейзажа. Надпись на борту гласила:"Чебуреки времен империи Чингис-хана". Водитель "москвича" с пренебрежением в голосе поинтересовался:
- Американец?
- Нет, француз,- ответил Тавернье.
- А-а,- уважительно покачал головой развозчик чебуреков. - Вы журналисты, наверно?- догадался он, заметил камеру в руках Шарля. Тавернье ответил утвердительно, и водитель фургончика спросил:
- Вы, наверно, везде уже побывали,- этих, ну... повстанцев нигде не видели? Ушли они или нет?
- Да, ушли,- подтвердил Тавернье.
- Ну я так и думал,- огорченно кивнул водитель "москвича". - Вот суки, и не предупредили даже. У нас тут цех неподалеку, мы им чебуреки каждый день возили. Красота - все закрылись, а мы работаем как бешеные, и притом не надо думать, где, кому, почем продать... Каждый день весь товар забирают и еще не хватает. Муку искали где только можно. И что бы им еще месячишко повоевать? Куда я теперь эти чебуреки дену? Слышь, а ты пожрать не хочешь?
Есть Тавернье хотел, но он и сам не питался продуктами, изготовленными кустарным образом, и запрещал делать это Шарлю. Водитель "москвича" пробурчал:"Ясное дело, буржуи" и дал задний ход, чтобы развернуться. При этом открылся рисунок, сделанный на другом борту - два то ли монгола,то китайца,вырывающие друг у друга огромный чебурек - и надпись:"Чебуреки по забытым рецептам Золотой Орды". Тут Шарль завозился на заднем сиденье, высунулся в окошко и закричал:
- Эй, друг! Подожди!
Развозчик чебуреков притормозил, приоткрыл дверцу и мрачно спросил:
- Чего тебе?
- Понимаешь, война кончалась, да? Все радуются, да?- начал объяснять Шарль. При этом он оживленно жестикулировал одной рукой - вторая в окошко уже не пролезала. - Ты ехать на Пушкинская площадь - все радуются, ходят гулять, пить пиво и закусывать чебуреки. Понимай, да?
Водитель "москвича" на некоторое время задумался, потом ухмыльнулся и подмигнул Шарлю.
- А соображают в торговле буржуины проклятые,- одобрительно сказал он, помахал рукой на прощанье, захлопнул дверцу и помчался прочь - действительно по направлению к Пушкинской площади. Услышав про "проклятых буржуинов", Тавернье нахмурился, но Шарль понял подначку, откинулся на спинку сиденья и расхохотался.
- Включи радио,- успокоившись, попросил он. - Наверняка мятежники должны что-то передавать на прощанье.
Тавернье повиновался. Из приемника с середины фразы зазвучал знакомый молодой голос, читавший и раньше все сообщения мятежников и их обращения к народу:"...однако основные наши требования выполнены. Будут обновлены все российские властные структуры, а это значит, что нынешней правящей клике не удастся завершить развал и разграбление страны за те годы, которые ей еще оставалось пребывать у власти. Решено, что для укрепления российской государственности все силовые структуры будут выведены из подчинения субъектов Федерации и вновь подчинены центральной власти..."