- Мне с тобой возиться некогда. Еще раз хвост поднимешь - пристрелю прямо здесь, понял?
Последовал весьма болезненный тычок в бок стволом пистолета. Утюг поднял трясущуюся руку, однако толстыми негнущимися пальцами никак не мог попасть в нужные кнопки. Черты лица бандита расплылись, он простонал:"Не могу" и заплакал, обмякнув на руках своих конвоиров. Борис выругался, достал из кармана недоеденную плитку шоколада, освободил ее от фольги и сунул шоколад обратно. Затем он набрал номер квартиры Пистона, и когда мужской голос спросил:"Кто там?" - ответил:"Это я, Утюг", тщательно подражая голосу бандита и одновременно комкая перед микрофоном фольгу. Шуршание фольги охранник, ответивший на сигнал, принял за помехи, недовольно проворчал что-то, но в следующую секунду щелкнул дверной замок. Окна квартиры Пистона выходили на другую сторону дома, поэтому охраннику пришлось выйти на лестничную клетку, чтобы выглянуть во двор. Увидев внизу знакомую черную машину, он успокоился, но, вернувшись в квартиру, на всякий случай все же запер дверь. Когда послышался шум открывающихся дверей лифта, охранник прильнул к глазку и увидел сначала бочкообразную фигуру , приближающуюся к двери квартиры, а затем лицо Утюга - из тех, про которые говорят:"В три дня не обгадишь". Выпуклость линзы глазка растягивала физиономию бандита и окончательно придавала его чертам гротескный характер. Видимо, поэтому охранник не заметил, что Утюг выглядит как-то странно, и было отчего: за углом лестничного холла, невидимые через глазок, с оружием наготове притаились Костя и Борис, взбежавшие снизу пешком. Пока Утюг деревянной походкой шел к двери, они корчили страшные рожи и грозили ему пистолетами. Бородач остался в лифте, нажав на кнопку "Стоп", и напряженно прислушивался. Охранник, прекрасно знавший Утюга, тем не менее для порядка спросил в переговорное устройство:"Утюг? Ты один?" В мозгу Утюга зародилась безумная надежда на то, что когда дверь откроется, он успеет шмыгнуть в прихожую и оставить с носом своих мучителей. Однако он не учел количества замков на двери в квартиру Пистона. Как только щелкнул первый замок, все налетчики бросились вперед из своих укрытий, а когда лязгнула отпираемая последней массивная задвижка, они находились уже у двери, стараясь на всякий случай не попадать в поле обзора из глазка. Бородач схватил Утюга за руку и несильно сдавил своими неестественно твердыми пальцами запястье бандита. Место для нажатия было, естественно, выбрано не случайно: Утюг испытал такую боль, которой ему не приходилось испытывать во всей предыдущей жизни. При этом он ясно ощущал, что боль может усилиться, стоит его врагу посильнее стиснуть пальцы. В результате Утюг конвульсивно вытянулся в струнку, словно посаженный на кол, вытаращил глаза и напрочь лишился дара речи. Когда стальная дверь со скрипом отворилась, бородач швырнул Утюга прямо в объятия охранника, вслед за тушей бандита ворвался в прихожую и нанес охраннику прямой удар левой в висок. Одного удара оказалось достаточно: охранник сразу обмяк, ноги у него подкосились, и он без чувств повалился на пол, а сверху его придавил упавший Утюг. Не теряя ни секунды, бородач двинулся дальше в квартиру, откуда донесся недовольный возглас с кавказским акцентом:"Что там уронили, слушай?!" В огромной гостиной непрошеный гость столкнулся с мужчиной кавказской наружности, который направлялся на шум в прихожую. Увидев в правой руке бородача пистолет, кавказец тут же рухнул на колени, словно давно готовился к этому моменту, и шепотом попросил:
- Слушай, не убивай, а?..
Не обращая на него внимания, налетчик ворвался в следующую комнату. Там он застал трогательную картину, достойную кисти художников-передвижников. На огромной кровати, окруженной другими предметами очень дорогого и очень аляповатого мебельного гарнитура, среди подушек и одеял возлежал Пистон. За неделю, прошедшую после разгрома офиса, заплывшие глаза бандита сделались несколько шире, а кровоподтеки приобрели отвратительный зеленовато-гнойный оттенок,- последнее, впрочем, являлось несомненным признаком выздоровления. К ложу Пистона был придвинут справа журнальный столик, на котором теснились упаковки с соками, йогуртами, фруктовыми пюре и прочие продукты, употреблению которых не особенно мешала вывихнутая челюсть бандита. Слева от ложа за передвижным столиком на колесиках восседали полный мужчина, одетый дорого и со вкусом - Назим, как догадался бородач,- и перезрелая крашеная девица весьма вульгарной наружности, обильно увешанная украшениями из желтого металла. Оба взирали на Пистона с таким подчеркнутым состраданием, что оно поневоле казалось фальшивым. Впрочем, Пистон, судя по его скорбному лицу, был искренне тронут. В тот миг, когда незваный визитер появился на пороге комнаты, Назим и девица как раз хлопнули по рюмке виски и принялись закусывать очищенными от кожуры ломтиками ананаса. Увидев фигуру на пороге, Назим поперхнулся и зашелся в надрывном кашле, а девица сделала попытку отъехать по паркету в угол вместе со стулом. Однако ее движение оказалось слишком резким: в воздухе мелькнули жирные белые ляжки, раздался слабый вскрик, стул отлетел в сторону, а девица всем своим немалым весом грянулась об пол и на некоторое время затихла. Туфля, слетевшая с ее вскинутой в воздух ноги, описала несколько пируэтов в воздухе и приземлилась на выбритую и намазанную зеленкой макушку Пистона. Бандит вздрогнул в испуге и вжался спиной в подушки.
- Привет, Пистон,- жизнерадостно поздоровался бородач, поигрывая пистолетом. - Произошла маленькая неприятность: твой друг приехал на встречу со мной, но забыл деньги.
Назим, коренной москвич, хотя и татарин, из долгого общения с кавказцами вынес сомнительное убеждение в том, что наглость - второе счастье. Поэтому он, опомнившись после первого потрясения, обратился к пришельцу:
- Слышь, мужик, тебя сюда звали? Ты чего беспредел творишь? Знаешь, что за это бывает? Тебя же сто раз отпетушат за такие дела!
Бородач повернулся к Назиму, словно только что его заметил, взял прислоненную к изножью кровати палку, которой Пистон пользовался для хождения в туалет, размахнулся и ударил Назима палкой по голове. Раздался отчетливый костяной стук. Назим, начавший было привставать, с выражением крайнего изумления на лице вновь опустился на стул.
- Тебе слова не давали,- укоризненно заметил бородач и ногой выдернул стул из-под Назима. Бандит тяжело грохнулся на паркет рядом с тихонько подвывающей девицей. Некоторое время он лежал неподвижно, как бы собираясь с мыслями, затем зашевелился, отполз к стене и смирно сел, уже не рискуя проронить ни слова. Борис и Костя втолкнули в комнату Утюга, дрожащего кавказца и еще не вполне очухавшегося охранника.
- На пол!- скомандовал Костя. - Ноги шире! Руки за голову!
Несколькими пинками он заставил лежащих принять желаемую позу. В его движениях явно просматривалась милицейская выучка. Впрочем, Костя и не скрывал того, что был когда-то милиционером: приехав в Москву из владимирской глубинки, он поступил в милицию, стал москвичом, женившись на москвичке, однако вскоре угодил в тюрьму из-за происков продажного начальства, не простившего ему чересчур ретивой борьбы с рэкетом. Борис также прошел через тюрьму: в Бутырский следственный изолятор его упрятали те же люди, которые посадили в тюрьму Костю. Борис пытался стать предпринимателем, однако не желал платить никаким "крышам", ни милицейским, ни бандитским. В конце концов он так намозолил глаза и тем, и другим, что купленные стражи порядка вменили ему в вину незаконные валютные операции и еще несколько подобных статей, столь же нелепых в условиях рынка, однако еще не отмененных. Доказать, правда, им ничего не удалось, но никто всерьез и не собирался что-либо доказывать: несколько месяцев в Бутырке сами по себе являются достаточным наказанием, особенно когда на воле дочиста обворовывают склад с принадлежащим узнику товаром. Таким образом, если иметь в виду краткую историю жизни Бориса и Кости, то становилась понятной та готовность, с которой они восприняли слова бородача: