Кольцевой разлом

  - Браво, маэстро!- рявкнул Бивнев, заглушив струны ладонью. - Как раз то, что я люблю - такое галантное, такое куртуазное... Ты ведь куртуазных маньеристов любишь, этих безобразников?

  - А как же их не любить?- удивился Саша. - Ясное дело, люблю. Более того, я состою действительным тайным членом ихнего Ордена.

  - Как это ты ухитрился?- с завистью спросил Бивнев.

  - Очень просто,- пожал плечами Саша. - Какой-то их спонсор случайно нас услышал и пригласил весь Орден в "Стреляного воробья". Они там читали свои стихи, а мы, естественно, пели, так и познакомились.

  - А что вы тогда пели?- поинтересовалась Альбина. Ее подруга по имени Ольга была занята тем, что оборонялась от заигрываний Алексея, которые тот осуществлял как бы между делом, но чрезвычайно настойчиво.

  - Что пели?- переспросил Саша. - Ну, конечно, не это - это я только что сочинил... Ну вот про Алису пели.

  - Ой, Саша, спой про Алису!- захлопала в ладоши Альбина. Ольга тоже оживилась и хотела было присоединиться к просьбе подруги, но ее отвлек щипок Алексея - она сердито взвизгнула и отвесила своему обидчику затрещину, которую тот принял стоически.

  - Дай-ка инструмент,- обратился Алексей к Бивневу,- я эту песню знаю.

  - А я что, не знаю?- огрызнулся актер. - Ты давай за девушкой ухаживай. Каждому свое.

  - Внимание, песня!- воскликнул Саша и начал:

   Когда мы с тобой повстречались, Алиса,
   Не знаю, зачем я в тот миг не ослеп.
   Сияла в ночи дискотека "У ЛИС Са",
   Плясали бандиты под музыку "рэп".
   На запах валюты тебя потянуло,
   Меня потянуло к твоей красоте,
   И нежной пиявкой ко мне ты прильнула,
      И я ощутил холодок в животе...

  - Внимание, припев тут нетрадиционный,- предупредил Саша.

   Теперь я прощаюсь, Алиса,
   Обратно меня не зови,
   По году рожденья ты Крыса,
   А крысы не знают любви.
   Живу я в глухой деревеньке,
   Тебе меня здесь не найти.
   Желаю тебе мои деньги
   В могилу с собой унести.

  - Как! Я тоже Крыса!- отбиваясь от Алексея, возмущенно воскликнула Ольга. - Я что, не знаю любви?

  - Настоящей - не знаешь,- сурово произнес Бивнев. Певец с надрывом продолжал:

   Того, что имел я, тебе не хватало,
   Хоть все, что возможно, я в жизни имел.
   Богатство в трубу на глазах вылетало,
   Однако тебя я одернуть не смел.
   По-разному мы подрываем здоровье,
   Уходим во мрак в силу разных причин,
   Однако я понял, что только любовью
   Возможно сгубить настоящих мужчин.

  - В припеве слова уже другие,- вновь предупредил Саша.

   Прощай, дорогая Алиса,
   И мне удалиться позволь;
   Позволь мне уйти за кулисы,
   Сыграв мою странную роль.
   За рюмкой я дни коротаю,
   К тебе позабыл я пути,
   Но все же твой образ мечтаю
      В могилу с собой унести. 

  - И вправду непонятно, припев это или еще что,- заметил Бивнев. За столом разгорелся спор о правилах сочинения песен, а Корсаков поднял трубку зазвонившего телефона и услышал голос Бориса. Некоторое время он молча слушал, потом произнес:

  - Хорошо, понял. Сегодня сможете все сделать? Отлично... Без меня справитесь? Ладно, потом позвоните сюда же. Что слышно про Ищенко? А почему так долго не сообщали? Ладно, поиски прекращайте, на них уже нет времени. Сразу он не расколется, а когда расколется, будет уже поздно.

   Повесив трубку, Корсаков задумался. Похищение капитана говорило о том, что он недооценил противника, в данном случае - московских бандитов. Но до начала акции оставалось слишком мало времени, чтобы бандиты успели чему-то серьезно помешать. С другой стороны, и на поиски капитана тоже не оставалось ни времени, ни людей. Приходилось делать то единственное, к чему Корсаков в течение всех своих войн так и не смог привыкнуть - списывать еще живых товарищей в графу "безвозвратные потери". Группа прикрытия ничего не смогла выяснить у соседей Ищенко, хотя терпеливо дождалась того момента, когда сосед Юрец пришел в себя. То, что похитили капитана бандиты, можно было понять и без Юрца, а никаких дополнительных подробностей тот добавить не сумел. Корсаков же сразу решил, что на Ищенко вышли через какого-то близкого капитану человека, и поклялся про себя выяснить, чьих рук это дело, если останется в живых. Расследование не выглядело безнадежным - близких людей у Ищенко было не так уж много... Тут Корсаков наконец понял, что его уже давно трясут за руку.

  - Виктор,- капризно пропела Альбина, тщетно пытаясь сфокусировать взгляд на его лице,- о чем ты думаешь? Песня обо мне, слушай! Саша, ты самый любимый!- воскликнула она, заключая Сашу в объятия и довольно нескромно запуская руку ему под рубашку, но при этом косясь на Корсакова. Тот невольно улыбнулся и подумал о том, что никогда и нигде, в каких бы странах ему ни приходилось жить, жизнь не заставляла его   смеяться так часто, как в России, хотя ни благополучием, ни спокойствием российская жизнь похвастаться не могла. Саша кое-как вырвался из рук Альбины и провозгласил:

  - Песня-тост за младшую хозяйку "Притона". Подхватывают все!

   Альбина, Альбина, я был человеком,
   На жизнь зарабатывал сам,
   Но в сумраке черном я волком позорным
   Скитаюсь теперь по лесам.
      Я жадно смотрел в твои очи, Альбина,
   В коварные очи твои,
   И сбился я с круга - ни стало ни друга
   Теперь у меня, ни семьи.

  - "Каховка, Каховка, родная винтовка",- пояснил Бивнев. - Песня про бронепоезд.

  - Я что, похожа на бронепоезд?- икнула от изумления Альбина.

  - Не слушай этого интригана,- фыркнул Саша. - Ты песню слушай!

   Тебя окружали веселые хлопцы,
   А я был не нужен тебе.
   Сжила ты со свету беднягу-поэта,
   Чтоб смело предаться гульбе.

   Оброс я усами, когтями, зубами
   По ведьмовской воле твоей
   И яростным волком брожу по проселкам,
   Пугая людей и зверей.

   Альбина, плутовка, ты словно винтовка -
   Все части на месте в тебе.
   С цевья до приклада - лишь ты мне отрада

   В моей горемычной судьбе. 

  - Почему он сравнивает меня черт знает с чем? То с бронепоездом, то с винтовкой?- недоуменно спросила Альбина, глядя прямо перед собой.

  - Поэт,- с преувеличенным почтением отозвался Бивнев. Саша продолжал:

   Альбина, Альбина, я слышу твой голос,
   Когда же к тебе прибегу -
   "Какой ты упорный, волчина позорный",-
   Ты мне говоришь, как врагу.

   И вновь ты картечью палишь из двустволки,
   Моих не жалея седин.
   Навеки умолкли веселые волки,
   В живых я остался один.

   И я выхожу на глухой полустанок,
   Пургой занесенный почти,
   Сижу под луною и жалобно вою
   На старом запасном пути.

  - Браво, маэстро!- воскликнул Бивнев. Альбина вновь сгребла Сашу в объятия и осыпала поцелуями, мурлыча при этом всякие нежные прозвища.

  - Девушка, я вас умоляю! Время секса еще не настало! Еще не все песни допеты!- защищаясь, кричал Саша.