- Боюсь я окончательно ей голову заморочить,- серьезно ответил Корсаков. - Боюсь сделать ее несчастной, когда этот роман кончится. Я ведь не могу дать ей ничего такого, что женщине нужно.
- Слышь, тебе там в твоей Анголе хрен случайно не отстрелили?- рассердился капитан. - Что за базар такой - "боюсь окончательно голову заморочить"... Ты ей и так уже все заморочил - окончательней не бывает.
"Боюсь сделать несчастной"... А то, что она сейчас несчастна, тебя не волнует, такого правильного? Дай женщине счастье хоть на неделю - тебе и за то на том свете много грехов простится. Думаешь, она откажется? Нет, не откажется, а значит, и грех на ней. Так ей хоть будет что вспомнить. "Лучше год попить живой крови, чем всю жизнь жрать мертвечину" - знаешь такую поговорку?
Капитан, несомненно, умел убеждать - собственное поведение вдруг представилось Корсакову не только глупым, но и жестоким. Однако пообещать что-либо капитану Корсаков не решался, как не решался и признать вслух его правоту. На счастье в этот момент запищал телефон. Звонил Неустроев. Обменявшись с ним несколькими фразами, Корсаков положил аппаратик на стол и повернулся к Ищенко:
- Ну вот и дождались наконец-то! Медведь в лесу сдох - телевидение к нам едет. Готовься, капитан, будем давать интервью.
- Нет-нет, ты что!- замахал руками Ищенко. - Я перед камерой двух слов связать не смогу, опозорюсь на весь мир. Ты у нас голова, вот ты и отдувайся, а я могу рядышком посидеть.
- Ага, значит, все-таки хочется славы?- поддел его Корсаков. - Ну ладно, только чтобы без улыбочек. Делай такое лицо, будто мечтаешь всем вокруг кровь пустить. Да я ничего смешного говорить не собираюсь.
- Ладно, постараюсь,- неуверенно сказал Ищенко и направился к зеркалу.
Когда в дверях послышались возня и голоса, Корсаков приветственно растопырил руки:
- Ба, ба, до боли знакомое лицо! Рад приветствовать в вашем лице наши бескорыстные и бескомпромиссные средства массовой информации!
Лицо вошедшего и впрямь было знакомо миллионам людей, так как его обладатель имел обыкновение практически ежедневно появляться на телеэкранах и втолковывать соотечественникам то, что он и те, кто нанял его на работу, считали правильным. Делал это он в обтекаемой, как ему казалось, форме, однако в последнее время вопросы, которые ставило время, допускали лишь однозначный ответ, а его работодатели и соответственно он сам отвечали на эти вопросы не так, как подавляющее большинство сограждан, и потому знакомое лицо на экране огромному числу телезрителей стало внушать отвращение. Впрочем, человеку, получающему астрономическую зарплату за не слишком тяжелый труд, выбирать не приходится, и потому обозреватель каждый вечер продолжал гнуть свое, восхищаясь собственным умением сохранять видимость объективности, а сограждане, давно уже видевшие его насквозь, продолжали плеваться и копить злобу на новоявленных хозяев жизни, пролезших без спросу в каждый дом с помощью телевидения. Услышав ерническое приветствие Корсакова, гость подозрительно покосился на него, однако быстро успокоился - долгие годы работы в СМИ приучили его к непоколебимой вере в собственную значимость. Оператор деловито осмотрел помещение и четко, по-военному, распорядился, где установить освещение и камеры и где следует сидеть действующим лицам. Обозреватель предложил, чтобы за спиной Корсакова сидели вооруженные до зубов и заросшие бородами здоровяки из охраны, а также капитан Ищенко, привлекший его внимание своим зверским видом. Корсаков был покладист, как овечка:
- Как скажете, мудрый вы наш. Располагайтесь, ребята.
- Перед тем как включилась камера, он вдруг спохватился:
- Капитан, а стоит ли тебе светиться? Уйди из кадра, пока не поздно!
- Да ладно, и так уже засветился,- махнул рукой Ищенко. - Ты лучше думай, что говорить будешь.
- Работаем,- вполголоса произнес оператор. Одновременно с этим включил скрытую камеру человек за стеной.
- Добрый день, уважаемые телезрители,- начал обозреватель. - Наша телекомпания продолжает знакомить вас с наиболее важными событиями последних дней и сейчас ведет репортаж из самой, пожалуй, горячей точки планеты - из захваченного террористами центра Москвы, столицы России. Мы уже показали вам некоторые картины жизни захваченных городских районов, а теперь мы беседуем с командиром террористов, согласившимся дать нашей компании эксклюзивное интервью. Представьтесь, пожалуйста.
- Корсаков Виктор Федорович,-сказал, улыбаясь, "командир террористов" и с достоинством наклонил голову. - Простите,- поинтересовался он,- а что означает "эксклюзивное интервью"? Это значит, что я уже не могу давать интервью кому-то еще?
- Нет, почему же, можете,- ответил обозреватель, слегка растерявшись от такого глупого вопроса. - Просто никто другой, кроме нашей телекомпании, не имеет права воспроизводить это интервью...
- Воспроизводить бесплатно,- уточнил Корсаков, продолжая улыбаться.
- Ну да,- довольно кисло подтвердил обозреватель. Разговор с самого начала пошел по какому-то неправильному руслу. Оператор оторвался от окуляра и хотел было предложить начать все сначала, но Корсаков властно поднял вверх ладонь:
- Нет-нет, работаем!
Оператор, по роду профессии привыкший командовать, на сей раз беспрекословно повиновался, и красный глазок камеры продолжал гореть.
- Итак,- объявил Корсаков,- мы выяснили, что эксклюзивное интервью является - или может являться - довольно прибыльным товаром. Скажите, а почему именно ваша компания пришла его получать? Наверное, пришлось выдержать конкуренцию, может, даже дать денег?
Обозреватель заподозрил, что имеет дело с сумасшедшим, однако отступать было некуда, и он, набравшись храбрости, как можно тактичнее напомнил:
- Простите ради Бога, но телезрителям интересно послушать вас, узнать ваши взгляды на ситуацию в стране, понять, что заставило вас предпринять вашу неординарную акцию...
- Думаю, что телезрителям было бы интересно также узнать наконец, как на телевидении решаются кое-какие вопросы - например, кто, кому, за что и сколько платит,- заметил Корсаков. - Мне как рядовому телезрителю очень интересно еще и то, где находят столько людей, мыслящих определенным образом. Вероятно, у вас существуют анкеты, которые надо заполнять при приеме на работу? Или же вы даете присягу - говорить только то-то и то-то, а того-то и того-то не говорить?
- Мы стараемся соблюдать объективность,- машинально заявил визитер, лихорадочно соображая, как бы вернуть разговор в нормальное русло - с вопросами интервьюера и ответами интервьюируемого.
- Или стараетесь делать вид, что соблюдаете объективность,- поправил Корсаков. - Да вы не смущайтесь, работа есть работа. Уличным женщинам тоже ведь приходится изображать африканскую страсть... Я вас не обидел подобным сравнением? Извините, ляпнул первое, что в голову пришло.
Капитан Ищенко ухмыльнулся, но так свирепо, что Корсаков простил ему несдержанность. Обозреватель весьма профессионально воспользовался возникшей паузой и выпалил свой первый вопрос:
- Я несколько раз слушал ваше так называемое "Обращение к народу", понял из него, какие идеи исповедует ваше движение... Скажите, а вам не приходило в голову, что те же самые идеи можно отстаивать и демократическим путем - например, начать издавать газету, создать свою партию, выставить на выборах своего кандидата... Не кажется ли вам, что в каком-то смысле вы пошли по пути наименьшего сопротивления?
- Не думаю, что подставлять голову под пули - это путь наименьшего сопротивления,- небрежно возразил Корсаков. - Слишком многих такая перспектива приводит в ужас, и они предпочитают терпеть и думать, что все как-нибудь само образуется. Кроме того, у нас нет денег ни на газету, ни на партию - все деньги у ваших работодателей. Наконец, учтите фактор времени: если, к примеру, на вас напал бандит, то некогда воздействовать на него убеждением - надо прибегнуть к силе.
- Но я полагаю, что для организации вашего выступления потребовались немалые деньги,- заметил обозреватель, понемногу обретая уверенность.