— Вдарь! Вдарь! Промеж глаз вдарь! Эх!
Долговязый взмахнул кирпичом. Хрястнула переносица у красноармейца.
Сминая друг друга и рыча, как голодные собаки над костью, бросились кончать…
…Потом поодиночке и группами сводили к реке. Снимали одежду, аккуратно свертывали в узелки. Ставили людей лицом к берегу, и как на ученье, где глиняная фигура заменяет человека, — по всем правилам военного искусства, ударить шашкой наотмашь, потянуть к себе. Пленные, суровые и молчаливые, падали в реку, окрашивая воду в красный цвет, любимый цвет. Будто полотнища красных знамен плескались у берега. И было так день, и два, и три.
Глава вторая
Белые волки
В тюрьму из комендантского дома их вели вечером. Как колючей проволокой, обхватило двойное кольцо, — внутри чехи, снаружи казаки. Напирала несытая толпа. Протискивались с лошадиными мордами, совали палками, плевались. Старуха, с треплющимися по ветру седыми космами, с тонким железным прутом в руке, вцепилась в казака.
— Сыночек, допусти! Допусти, сыночек, разок ткнуть!
Казак лениво замахивается нагайкой.
— Уйди, бабка, зашибу.
В камере — десять шагов в длину, десять в ширину — их сорок.
В углу, на нарах, с завязанной головой Соломон. Возле Соломона заботливо склонилась Вера, держит его руку в своих, любовно гладит. Рядом Петрухин. Упорной думой сдвинуты брови. Временами в гневной вспышке сжимаются кулаки. Андреич задумчиво качает черной седеющей головой, — мысли Петрухина для него, как на ладони.
— Нет, Алексей, не вырваться.
Сцепил Алексей черные широкие ладони, хрустнул пальцами.
— Как глупо вышло… Ни за грош…
Возле Андреича тоскует молодой парень Сергей.
— Расстреляют, должно быть?
Андреич утешает.
— Ну, тебя за что? Тебя выпустят. Подержат и выпустят. За что тебя, птенца такого!
Любовно смотрит в лицо парня. Лицо у Сергея бледное, с мягким овалом, длинные, как у монашки, волосы. Маленькая русая бородка и темно-серые лучистые глаза.
— Как за что? Ведь и меня с ружьем в руках взяли. Боязно мне, дяденька.
По деревенской привычке всех, старше себя, зовет дяденькой.
— Да ты как попал к нам?
Сергей торопливо и радостно рассказывает:
— Пошел я в город правду искать. Сначала пристал к эсэрам, думал, там она, правда-то. Ну, да вот, нехорошо, против рабочих идут, много народу из-за того положили. Да вот насчет войны опять же… Понравилось мне, как один старик рабочий рассказывал. Спрашиваю его:
— «Как же воевать бросить?»
— «А вот так, воткнул в землю штыки и все».
— «Да ведь враг-то стрелять будет?»
«Не будет. Ну и постреляет малость, а как увидит, что мы воткнули ружья в землю, не хотим, значит, сражаться и перестанет. Тогда мы пойдем к ним и скажем: «Братья, бросайте войну, не лейте понапрасну кровь! Чего нам с вами делить? Живите вы себе, мы вас не тронем, и вы нас не трогайте».
— «И не тронут?»
— «В жизнь не тронут».
Сергей смотрит на Андреича широко открытыми восторженными глазами.
— Ведь можно так, дяденька?
У Андреича молодым блеском загораются глаза.
— Можно, милый, можно! Так будет, так будет!
Сергей прижал ладони к груди, унимает радостное волнение.
— Вот за то и пошел я, дяденька. А то какой я большевик!
Прикорнул совсем близко к Андреичу, вытер рукавом рубахи вспотевший лоб.
— Дяденька, ты самый старший здесь, покаяться хочу. Скажи, есть бог или нет бога, я не знаю и боюсь… С вами пошел, потому как вы со злом боролись, добра хотели для всех. Теперь и я за добро умирать буду… А про бога не знаю.
Серьезно, без усмешки отнесся к просьбе молодого монашка Сергея Андреич.
— Что ж, милый, если думаешь легче будет, кайся.
Сидят на нарах, шепотом неслышным шепчутся.
Ночью, когда в камере спали чутким настороженным сном, по тюремным коридорам гулко затопали тяжелые шаги. Лязгнули приклады о каменный пол, загремел засов открываемой двери.
Всех словно пружиной подбросило. Монашек Сергей впился в Андреича задрожавшими пальцами.
— Дяденька, боязно мне!
Начальник со списком в руках… Увели пятерых красноармейцев. В камере осталось тридцать пять.
Глубокая скорбь в голосе Соломона.
— Не за себя, за тебя, Вера, страшно. Безумно жалко твою жизнь. Она могла бы быть такой прекрасной.
Вера склонила к Соломону лицо. Через плечи упали две золотые косы.