Вдруг вынул трубку изо рта, гневно кулаком по столу, — трубка вдребезги.
— Умирать надо, товарищ Лукин!
— Есть! — хрипнул Лукин.
На рассвете собрал отряд.
— Товарищи, нас впятеро меньше! Численному превосходству врага мы противопоставим нашу пролетарскую сплоченность, нашу готовность умереть за советскую власть! Товарищи, надо держаться, надо дать нашим товарищам в городе возможность собраться с силами. На фабриках и заводах мобилизуются рабочие, стягиваются войска из Симбирска и Казани…
Мягкая серая кепка сдвинулась на затылок и открыла крутой белый лоб. Из глубоких впадин кусочками расплавленной стали сверкают глаза. Сжатая в кулак рука сильными короткими взмахами рассекает воздух.
— Товарищи, лучшие из нас легли за Коммуну! Ляжем и мы как один человек, но не пустим врага!
Крепче впиваются пальцы в железо винтовок, груди наливаются горячей злобой за павших товарищей, и растет твердая решимость умереть, но не отдать города.
С насыпи простым глазом было видно, как на горе у Воскресенки чехи устанавливали пушки.
Солнце склонялось к вечеру. По серо-палевому небу проплывали редкие розоватые облака. С Волги дул легкий ветер и гнал за извозчичьими пролетками сухую мелкую пыль.
С одной из прилегающих к базару улиц, погромыхивая по каменной мостовой, по направлению к вокзалу выехала простая крестьянская телега. Невысокий мужик с маленькой курчавой бородкой сонно посматривал по сторонам, лениво взмахивая кнутом на чалую лошаденку.
— Но, ты, стерва.
Лошаденка шла трусцой. Мужик миновал вокзал и станционные постройки и, проехав еще версты три, свернул к берегу. Внизу широко расплескалась река. На том берегу далеко уходили зеленеющие луга, красными свечками высились в небо огромные трубы кирпичных заводов, темнели разбросанные по дальнему взгорью перелески.
Мужик карими прищуренными глазами внимательно обшаривал реку. Вправо, на самой середине, покачивалась лодка, невдалеке виднелась другая, и еще дальше, у самого берега, черной точкой маячила третья.
Глаза мужика засветились радостью. Не спеша подошел к лошади, ласково потрепал по теплой вздрагивающей, спине.
— Ну-ка, покормить тебя, што ль, маленько.
Развязал поперечник, отпустил повод, бросил охапку сена.
— Пожуй малость, до ночи еще не близко, ишь, солнышко-то где.
В одно время с мужиком из разных концов города по тому же направлению потянулись одиночками люди. Шли до того места, где направо от дороги стояла крестьянская телега, сворачивали налево и пропадали в ближних каменоломнях.
Когда город утонул в густой черной мгле, люди вышли из каменоломен и направились к берегу. Молчаливой кучкой собрались у телеги. Один спустился вниз к самой реке, вынул свисток и негромко свистнул. Тотчас с ближней лодки передали свист на вторую, со второй на третью. Три лодки одна за другой подплыли к берегу.
Мужик сбросил с телеги сено, приподнял тяжелую дерюгу. Тихо звякнули ружья. Люди осторожно разбирали винтовки, крепко жали мужику руки и спускались к лодкам.
— Прощайте, братцы, — вполголоса сказал мужик, — до скорого свиданья!
Лодки оттолкнулись от берега и тихо заскользили на ту сторону.
Это был эсеровский отряд добровольцев, направлявшийся к занятой чехами Воскресенке.
Утром советские батареи первые открыли огонь по горке. Чехи редко и лениво отвечали.
От пришедших ночью добровольцев знали все.
Заречная слободка сильно укреплена. Все подступы к ней и к железнодорожному мосту опутаны колючей проволокой, за насыпью пулеметы. Придется с боем брать каждую улицу. Зачем бить в лоб и нести ненужные жертвы, когда можно спокойно переправиться через реку, как это сделали они сегодня ночью. Лодки их дожидают. С той стороны город не охраняется, да и в самом городе почти нет сил, все собрано здесь…
Юрасов из-за насыпи наблюдал горку в бинокль. Поведения чехов он не понимал, и в душу заползала смутная тревога.
Весь день шла ленивая орудийная перестрелка. К ночи Юрасов стянул к насыпи весь отряд, — ночью ждал наступления. На всякий случай приказал Лукину согнать все лодки к берегу.
Ночью к тому месту, где накануне переправился эсеровский отряд, от Воскресенки тронулась чешская колонна. И всю ночь, пока не засветлел восток, три лодки бороздили мутную широкую реку.