— Не радуйтесь, наши погнали чехов!
Женщины визгливо захохотали.
— То-то ваши голышами и скачут по городу!
— Чтой-то ты сама в наряде каком!
— Хи-хи-хи! Комиссарка!
Защемило сердце: неужели отдадут город?
У себя в комнате сбросила матросское платье, вытерла насухо тело, переоделась. Порылась в корзиночке, достала самое ценное — письма и фотографии матери, сунула их за пазуху.
Накинула на плечи цветастый японского шелка шарфик, взяла сумочку и вышла.
Женщины все еще стояли у двора. Спокойно прошла мимо них и вдруг, не отдавая себе отчета, повернула не к Волге, куда надо было идти, а совсем в другую сторону. Отошла квартал от дома, повернула за угол и быстро направилась к месту сбора.
Недалеко от реки стал обгонять народ. Вдали замирали протяжные гудки пароходов. Дрогнула налитая тоской грудь:
«Уехали!»
Мимо бежал паренек.
— Куда, товарищ, народ бежит?
Паренек остановился, блеснул веселыми взбудораженными глазами.
— Га! Товарищи-то вон на пароходах уплыли!
Паренек с пронзительным свистом кинулся дальше.
Берта устало присела на чье-то крылечко. Потускневшими глазами обвела улицу. Взгляд приковался к маленькой бакалейной лавчонке напротив.
Медленно перешла улицу, вошла в лавчонку.
— Дайте пудры. И помады дайте.
Тут же в лавчонке вынула из сумочки маленькое зеркальце, густо обсыпала лицо пудрой, накрасила губы помадой.
Лавочник принял за гулящую девку, тряхнул подстриженными в скобку волосами:
— Хе-хе! Освежиться, барышня, захотели?
— Да, жарко, лицо саднит!
Теперь знала, что походит на уличную женщину, и не боялась, что кто-нибудь из случайных знакомых узнает.
Но что делать, куда идти? Вернуться в свою комнату нечего было и думать. У кого можно переждать хоть несколько дней? Дальше видно будет, что делать, может быть, кто из товарищей остался в городе.
В памяти неожиданно всплыл один из рабочих-трубочников, — Соловьев. Он еще чинил Берте примус. Как-то приглашал к себе, говорил, где живет, но теперь Берта боялась, что не вспомнит улицы. Это было где-то за городом, в поселке, недалеко от Трубочного завода.
Решила идти к Соловьеву. С трудом разобралась в узеньких улочках. Нашла и желтенький домик с двумя маленькими оконцами.
— Здесь живет товарищ Соловьев?
Небольшая сухонькая старушка, мать Соловьева, подозрительным взглядом окинула густо напудренную женщину.
«Ишь, уличная какая-то».
Хлынула обида в материнское сердце.
«Неужели Алексей с такой связался?»
Еще раз окинула Берту недружелюбными глазами.
— Здесь. Да только его дома нет. Тебе зачем его?
— Я по делу. Можно подождать здесь?
— Жди, только долго ждать придется!
Берта молча присела на сундук у порога.
Скоро пришел Соловьев. Берта услыхала, как еще в сенях старушка что-то сердито ворчала сыну. Алексей вошел в комнату, хмуро глянул на незнакомую женщину.
Берта улыбнулась.
— Не узнаете, товарищ Соловьев?
Просиял Алексей.
— Товарищ Берта!
Крепко сжал Берте руку. Стало понятно и густо напудренное лицо, и ярко напомаженные губы.
Невольно понизил голос:
— Вы остались?
— Да, не успела.
Берта кратко рассказала о том, как осталась.
— Как быть теперь? Мне некуда деваться?
Да что как быть, оставайтесь у нас пока, там видно будет!
Берта взглянула на мать Алексея. Соловьев понял взгляд Берты. Подошел к матери, любовно обнял за талию.
— Ну, мама человек добрый, она приютит.
Поглядел матери в глаза и серьезно сказал:
— Мама, Берта моя хорошая знакомая, она большевичка, ей надо пожить у нас.
По лицу старушки метнулся страх.
— Ох, Алексей, как бы чего не вышло?
Глаза наполнились тревогой за сына. Из всех углов еще сквозила нужда. Только начали с великим трудом изживать ее, а ну-ка что случится с Алексеем, — кормилец единственный, — куда на старости лет денешься?
— Ничего, мама, скажем, что родственница приехала. Только, товарищ Берта, — улыбнулся Соловьев, — пудру надо стереть, у нас родственницы должны быть попроще.
Старушка взглянула на Берту мягче.
— Да и звать-то по русскому бы надо, а то сродственница, а звать не по-нашему!
Берта улыбнулась.
— Зовите Лизой.
В лавчонке, возле дачной пристани, Лукин купил хлеба, спичек.
Стал расплачиваться керенками, с улыбкой вспомнил про мещанина Селезнева с бегающими зеленоватыми глазками.
«Напрасно ударил человека, вишь, керенок припас».
К ночи дачи остались далеко позади. Ноги ныли от беспрерывной ходьбы. Решил немного передохнуть. Забрался в кусты и тут же заснул. На рассвете проснулся от легкого шума: не то камень покатился под чьей-то ногой, не то рыба в реке плеснулась. Осторожно раздвинул кусты.