Киселев и Петрухин делают доклады. Злобой распирает груди за павших товарищей, заволакивает хмурью глаза. Крепче сжимают железо винтовок красноармейцы. Предгубисполком Андреич спрятал горе в глубоко провалившихся глазах, медленно поднялся.
— Товарищи…
Виновато откашлялся, будто поперхнулся едким махорочным дымом, а не прятал дрожь в голосе.
— Товарищи, почтим память павших.
Стоя, с непокрытыми головами, пели:
— Вы жертвою пали в борьбе роковой…
А надо всеми глубокой тоской и слезами исходил голос Веры — невесты Соломона Лобовского…
Димитрий приехал домой поздно ночью. Наташа не спала, знала, что отряды вернулись, и ждала Димитрия с минуты на минуту. Бросилась к мужу.
— Митя!
Киселев крепко обнял жену, сейчас же с улыбкой отстранился.
— Погоди, Наташа, дай помыться, а то, видишь, пропыленный с ног до головы.
Пока Димитрий умывался в кухне, Наташа собрала ему ужин. Проснулся Миша. Увидал отца, метнулся с кровати.
— Ты что долго, папа, мы тебя ждали-ждали!
Киселев усадил Мишу к себе на колени.
— Нельзя, Мишук, война, брат, такое дело, это тебе не в бабки играть.
— Ты больше не пойдешь на войну?
— Нет, пойду.
— И я пойду с тобой!
Киселев засмеялся. Прижал к себе лохматую головенку сына, поцеловал в тугой лобик.
— Вот, погоди, вырастешь большой, мы с тобой всех буржуев разобьем!
Миша оживился и торопливо стал рассказывать.
— Я вчера Ваське-буржуенку нос расквасил…
Киселев с улыбкой слушал сына. Скоро Миша задремал на коленях у отца. Киселев осторожно положил мальчика на кровать и стал одеваться.
— Ну, Наташа, мне в исполком. На всякий случай, будь готова, может быть, утром начнем эвакуировать город.
Тихо склонился над крепко заснувшим сынишкой, поцеловал в обе щеки, в лоб, невольно вздохнул.
— Димитрий, ты бы соснул часок, — сказала Наташа.
— Нельзя, милая, там, в исполкоме, где-нибудь вздремну.
У двери еще раз оглянулся на Мишу и вышел.
Чуть зарозовел восток, началась погрузка на пароходы. К пристани подходили последние красные части. С сердитым гулким ревом носились по опустевшим улицам ощетинившиеся по бортам грузовики. Твердой четкой поступью тяжелых ног, с ружьями на изготовку, прошел отряд красноармейцев. Тесной кучкой, один к одному, торопясь и не соблюдая ногу, проспешили к пристани железнодорожники.
За крепко запертыми воротами притаился обыватель. В заборные щелочки злобно сверлил уходящих. И, как голодный зверь перед последним прыжком к жертве, дрожал от нетерпения мелкой знобкой дрожью…
Наташа в тревоге выглядывала в окно. Широкая пыльная улица тиха и безлюдна. На реке протяжно гудели пароходы. Неожиданно налетевший из степей сухой горячий ветер принес отдаленный орудийный гул. Ближе затакал пулемет. Миша подошел к окну.
— Мама, что это, война?
— Война, Миша.
Мальчик высунулся в окно, осмотрел улицу в обе стороны и недоверчиво обернулся к матери.
— Ну, уж война, а что же на улице никого нет? Разве это война?
Наташа захлопнула окно, рассеянно остановилась возле связанной корзины и узлов. Отсутствие мужа беспокоило все сильней и сильней. Что же с Димитрием? Почему его нет так долго? Может быть, город уже взят?
Миша не отходил от матери.
— Мама, почему папа долго не идет? Почему мы не едем на пароход?
Прятала от Миши расстроенное лицо и утешала:
— Должно быть, скоро придет.
Снова шла к окну, тоскующими глазами смотрела в примолкшую улицу. Димитрия не было.
Киселев вышел из исполкома вместе с Андреичем, Верой и Петрухиным. Вера стала прощаться с товарищами. Андреич задержал ее руку.
— Послушайте, Вера, ведь не поможете ничем. Спешите на пароход, пока не поздно.
Вера покачала головой.
— Вы не поймете, Андреич. Я должна попытаться узнать о Соломоне. Я успею вернуться.
— Ну, хорошо. Только, смотрите, не лезьте на рожон.
— Я пойду с ней, — сказал Петрухин, когда Вера отошла.
— И то, Алексей, надежнее будет. Ну, а ты, Димитрий, куда?
— Мне за женой заехать.
— Возьми мою машину и дуй. Мне в горсовет, тут близко.
Киселев сел в автомобиль, сказал шоферу адрес. Машина ринулась вперед… Сзади упал первый снаряд, звонко разорвал молчание улиц и переулков.