Выбрать главу

-Иродов, сука, отдай челюсь!

-Каку?

-Встамну!

-А! То - мигом. Айн момент, геноссе.

-Одна нога здесь, друга в могыле!- пригрозила старая тварь.

Я кинулся в чулан. На пыльной полке в окружении мертвых покусанных мышей лежала бабкина челюсть. Времени она тут, видать, не теряла. Разрослась, возмужала, вопчим, выглядела куда внушительней, чем при нашей первой встрече.

Схватив ее, я выбежал из чулана прочь - загадочную смерть мышей потом расследую. На кухне соседи продолжали заниматься актом. Это было отвратительно.

Я выбежал под дождь.

ОПИСАНИЕ ПРИРОДЫ Смердело...тьфу, блядь,- смеркалось. Дождь хлестал. Сквозь его серую паутину проглядывали яркие огни того нового Города, который упорно заглатывал старый.

Через туман неслась Гигантская Вставная Челюсть, перемалывая керамическими зубами самые лакомые куски Города. Наконец, она заглотила мой дом и, равномерно пощелкивая зубами, понеслась дальше.

(КОНЕЦ ОПИСАНИЯ ПРИРОДЫ)

Динина бабушка открыла мне, шамкая голыми деснами.

-Якши,- проскрипела она.- Челюсь с собой?

-Челюсть,- говорю,- всeгда со мной.

В подтверждение я клацнул зубами.

-Подожди здесь.- Старушка пошла на кухню за топором.

-Поиграем в преступление-наказание в поддавки?- раздался оттуда веселый голос процентщицы.

-Не,- говорю,- Алена Хуйвасзнаеткаковна. Знаем мы, как вы плохо играете.

Тут бабка снова вышла в прихожую; без топора - на понт брала. Я, не желая искушать судьбу, метнул ей засраную мышами челюсть. Старуха страстно вставила ее в рот. Рот, очевидно, от доброй пищи, тоже разросся - челюсть вошла без скрыпа.

-Дина,- говорю,- блдяь, дома?

-Тебя это не должно ебать,- добродушно отвечает бабушка.

-А кому ж тогда должно это ебать?

Тут старухины глазки потеплели,она обольстительно похлопала меня по щеке и прорворковала, блядица:

-Дома, дома.

-Ну, посторонись тады, старая гнида.

Старушка озорно хихикнула.

-Вошь,- говорю,- кубическая, прости Господи!

И, перекрестившись, вошел в комнату.

Дина сидела в комнате одна и, совершенно голая, смотрела по телевизору "В сель-ский час, малыши".

-Кака ж ты тоща!- сказал я.

Дина оторвала голову от Хрюши, въебывающего на комбайне, и повернулась ко мне.

-Не могла,- говорю,- бабку объесть, пока у нее челюсти не было?

Тут бабка вкатила в комнату и уселась, гиена, перед телевизором.

-Слушай,- говорю,- когда ж ты сдохнешь?

-Но.

-Чо "но"! Ты уeбешь отсюда когда-нибудь?

-Но.

-Блядь, старая клизма! Оглохла, падаль?

-Но... а?

-Хуй на.

Старушка сделала погромче.

-Блядь, выруби свой говорящий ясчык!

-Ось?

-Дура. Говорясчий ящик вырубишь, блядь, или нет?

-Но.

-Не спорь с бабушкой,- раскрыла наконец рот Дина.- Она плохо слышит.

-Зато жрет хорошо.

-Но.

Под шумок я прислонил Дину к бабкиному креслу и, глядя на ейный затылок (динкину, то есть, жопу), вспомнил про свово деда. Тот, пидор, ходил на лося с голыми руками.

ЛИРИЧЕСКОЕ АТСТУПЛЕНИЕ (КОНЕЦ ЛИРИЧЕСКОГО АТСТУПЛЕНИЯ)

А на протяжении нашей с Диной любви бабка пялилась в телевизор, восторженно поклацивая вновь обретенной челюстью.

ОН БЫЛ ЛЕСБИАНКОЙ СТЕПНОЮ, ОНА Ж ВОДОЛАЗОМ МОРСКИМ

Первым делом я наведался в редакцию. Редакция была пустынна и гола: счез даже патрет Ульяныча (не то Надеждина, не то Тупойблядиленина). Сейфы были опечатаны, столы изрезаны неприличными, на мой взгляд, словами. В уголке валялись разбитые яйца Аркалия. "Это ж с какой НЕЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ силой нужно было бить по ним!"- восторженно подумал я.

За объяснениями я отправился к дяде Володе. Дядя Володя, голый по оба пояса, парил в тазу ноги.

-Халло, дядька.- сказал я.- Паришь ноги?

-Парю. Блядский Аркадий. Такие у него яйца твердые... Корунды какие-то.

-За что ты его?

-За все. Газету нашу закрыли, счет в банке заморзили, племянник у меня долбоебом растет.

-А нас из дома выселяют,- пожаловался я.

-Ну, вот,- прокряхтел дядька, потирая ноги.- Мало я его бил. Ты уж извини, племянник, не знал.

-Да хули,- говорю.

-Не-не,- говорит дядька,- это нельзя так оставить. Нам нужно выпить.

Он окончательно выпорхнул из тазика и поскользил на мокрых ногах на кухню. На кухне он смастерил бутылку водки ("Банионис", 0,7), и мы сподобились пить.

Пиздатая, вопче, была водка. Не то что "Лев, говнюк, Толстой".

-Кто газету закрыл-то?- говорю.

-Власти, ехать их в жопу.

-Вот и меня - они выселяют.

-Суки,- равнодушно сказал дядька.

С этим трудно было спорить.

-Чем теперь подумываешь заняться?- спросил я, и сам же ответил.Переeду на другую квартиру.

-Переeзжай ко мне,- предложил дядька.- Ток чур - бап не таскать.

-А я разве таскал?- удивился я.- Они сами за мной таскаются. Суки.

-А я,- говорит дядька,- терь стихи писать буду.

-А умеишь?

-Но.

-Я тож,- сказал я.- Написал вчерась стихотворенье. О чем - не пойму. Слуш.

-Слушаю.

-"Я пижжу чернага дрозда Нагой и у ниво Растет махнатыя пизда А больше ничиво".

Стихотворение кролика,- почему-то объяснил я.- Кроличек маленький, ушками прядет, а ножками так и сучит.

-Хорошие стихи,- задумчиво произнес дядька.- Особенно впечатляют "нагой" и "махнатыя". И - как финал безнадежности - "ничиво".

-Баньши,- сказал я.

-Чо?

-Через плечо.

-Ладно,- говорит дядь Володя слегка нервно,- иди отсюда.

-А когда к тебе можно переeхать?

-Да никогда, пожалуй. Тут тебе не публичный дом.

Я обиделся и ушел. А сам думаю:"Скверный у меня дядька. Пойду-ка я к Марфе".

-Ты?- удивилась она.

-Жопой дергаешь цветы,- зарифмовал я - по-моeму, страшно смешно.

-Ну, входи, покойничек.

Я вошел. И чего она "покойничком" обзывается, лесбианка?

Тут же на меня слюняво накинулась ее собачка - ебучая левретка. Отправив прицельным пинком суку в гостинную, я повернулся к Марфе.

-Твоих рук,- говорю,- работа?

-Ты о чем?

-Ну, это... Ми тибя придуприжьдали, а ви ни слюшали,- спародировал я Тихона.

-А... Но, то - да. Буди там заложон атель "Марфа-Посадница".

-Сука,- говорю,- пааная.

-Бомж,- отвечает она.

Что мне было на это ответить? Схватил я ее и потащил в постель.

-Гошенька, Гошенька,- запричитала она.- Первая, блядь, встреча последняя, на хуй, встреча...

-Вторая,- напомнил я.

Белье на ней было своеобразное. И не белье даже, а так - набор кожанных ремешков.

-Пазор,- говорю,- сиськи свисают.

А она, сука, запускает руку под кровать и вытаскивает оттуда плеть. Ну, тут мне совсем все ясно про нее стало. А она меня, как ни в чем не бывало,- плетью по спине. Уж это-то мне совсем не понравилось. Забрал я у нее плеть, да как дам ногой по грудям. Думала, дура, что я с женщиной не справлюсь.

-На кого,- говорю,- плеть подымаешь? На мужчину, Царя, соответственно, Природы?

Хотела она еще что-то сказать, но тут я ее рукой за челюсть ухватил и на себя потянул. И вылезла проклятая челюсть изо рта! Так я узнал главный секрет Мафии.

Короче, дал я ей хорошенькой пизды, а потом - в отместку - выeбал. И уже тогда говорю спокойно:

-Поду скупнусь.

Схватил левретку подмышку и пошел в ванную. Пустил воду и стал думать, что мне с проклятой левреткой делать. Вспомнил вдруг Ваню Тургенева, Муму, хуе-мае-э, думаю, тут и думать нечего. Бросил левретку в воду и веслом огрел.

Пошла, родимая, камнем. Просто сердце радуeтся. Сам уж в воду не полез - ну его на хуй, с дохлой левреткой купаться. Выключил воду и вдруг слышу-Марфа кому-то по телефону говорит: так, мол, и так, получен ишалон онаши, но требуeтся транспорт- перевезти на гошину квартиру.