Самолет снижался судорожными рывками, от которых у меня темнело в глазах. При каждом таком падении раздавался чей-то робкий визг. Командир корабля убеждал по громкой связи, что посадка происходит в штатном режиме, но ему никто не верил. Мой сосед вцепился в подлокотники и громким шепотом молился. В иллюминатор было видно, что крылья ходуном ходят вверх-вниз, это было похоже на бабочку, которая упала в воду и тщетно пытается взлететь.
Тяжело плюхнувшись на посадочную полосу, самолет сделал «козла» - подпрыгнул и снова плюхнулся, уже мягче. Моторы взревели как-то по-особенному противно, и мне вспомнилось классическое «тормоза! – не тормозимся!». Дребезжа и раскачиваясь, самолет несся по полосе с бешеной скоростью. Сосед молился уже в голос, и мне захотелось последовать его примеру, но ни одной молитвы вспомнить не удалось – ну, кроме «ааа, Господи, спаси!!!».
Пока я лихорадочно прикидывала, как буду пробираться к аварийному выходу – если, конечно, самолет не взорвется или мне не оторвет голову упавшими из локеров пудовыми чемоданами, - все внезапно закончилось. Самолет тихонечко катился, пассажиры хором облегченно выдохнули и защелками пряжками ремней.
Я отключила в телефоне режим полета, и оператор тут же доверительно сообщил, что я в роуминге. Следом свалилась смска от Люськи: «Уже прилетела? Боба будет встречать с плакатом».
Боба… будет встречать с плакатом… Во как!
Я-то наивно надеялась, что Люська встретит меня сама. Ну, или, на худой конец, ее муж Питер. Ага, как же! Не графское это дело – встречать в аэропорту каких-то там подружек. И не графиньское. Он наверняка в палате лордов заседает, – или там уже каникулы? - а она… не знаю, что она, да и какая, собственно, разница? Боба с плакатом. Надо думать, секретарь или шофер.
Откуда-то всплыла давно забытая песенка из давно забытого сериала про спецназ. Всплыла и намертво закольцевалась. Автобус уже выгрузил нас у терминала Хитроу - огромной стеклянной коробки в решетчатую клеточку, толпа несла меня по указателям Arrivals[1] к зоне паспортного контроля, а в голове по-прежнему настырно крутилось: «Бамбучо камассэро марабу… Боби-Боба».
Разумеется, очередь All other Nations[2] оказалась самой длинной. Я топталась с ноги на ногу, поминутно поправляя сползающую с плеча сумку, перекладывала из руки в руку пакет с Russian Vodka из пулковского «Duty Free» и ноутбук в чехле, а еще перечитывала в сотый раз миграционную карточку, которую кое-как заполнила в самолете. «Кончитто энтименто…» И кто только придумал этот бред? Почему я толком не могу запомнить ни одно стихотворение целиком, не говоря уже об иностранных словах, а эта дребедень записана в мозгу не иначе как лазером?
Больше всего я боялась, что пограничный чиновник задаст мне какой-нибудь нестандартный вопрос, а я его не пойму. Или пойму, но не смогу ответить. Учитывая мой более (или менее?) чем посредственный английский, это было вполне вероятно, но обошлось. Услышав, что я еду в гости на три месяца, офицер внимательно изучил приглашение Питера, сверил данные с миграционной карточкой, уделив особое внимание адресу лорда, и, как мне показалось, посмотрел на меня то ли с подозрением, то ли наоборот – с уважением. Не говоря больше ни слова, он кивнул на сканер для проверки отпечатков пальцев и через пару минут вернул паспорт со штампом.
Бинго! Боби-Боба!
Пометавшись по зоне выдачи багажа, я с трудом нашла нужную карусель. Судя по редким ожидавшим и скудному количеству чемоданов на ленте, багаж выгрузили уже давно. Жалобно задрав к небу колесики, показались два моих чемодана. Вид у них был заброшенный и обиженный. Как у детей в садике, которых родители забрали последними. Чуть не грохнув пакет с водкой, я взгромоздила чемоданы на тележку и повезла их на таможенный контроль.
Красный, синий, голубой – выбирай себе любой. Красный – для тех, кто с декларируемыми товарами, голубой, то есть зеленый, - для всех остальных. Хорошо, хоть здесь очереди не было. С некоторой долей злорадства я подумала, что таинственный Боба наверняка уже устал меня дожидаться, а деваться некуда – служба. Ну, будем надеяться, что зарплату английские аристократы платят своим служащим соответственно претерпеваемым неудобствам.
Моржово усатый пожилой таможенник скучал за стойкой. Я уже приготовилась ставить чемоданы и сумки на ленту сканера – как в Пулково, когда возвращалась из Турции, - но мой багаж никого не заинтересовал. За символическим барьерчиком толпились встречающие. Многие – с плакатами. Я остановилась, озираясь по сторонам. «Франчиско капроменто…» Где ты, Боби-Боба?