Хоть князь и устал, но спал он плохо. Он остался недоволен своим визитом к принцессе, еще меньше ему понравилось присутствие в ее доме так не пришедшегося ему по сердцу Абу Эль-Куари. И эта настойчивость, желание всучить ему драгоценность, слишком знаменитую, а значит, и очень опасную, — все это было похоже на западню. Надо было выяснить, чего на самом деле от него ожидали. Если бы не Адальбер, то он, скорее всего, поехал бы с утра на вокзал и сел бы в первый поезд на Порт-Саид или Александрию. Но Адальбер был здесь, и нужно было помочь ему справиться с неприятностями, свалившимися на его несчастную голову. Так что и речи быть не могло о том, чтобы бросить его одного! На этой мысли Альдо наконец сморил сон.
Проснулся он от того, что в восемь утра, как он и просил, принесли завтрак, но, к его удивлению, вместе с официантом явился и портье. В руке он держал письмо:
— Господин Видаль-Пеликорн велел мне лично передать это в собственные руки вашего сиятельства, — объявил он, — поэтому-то я и позволил себе появиться у вас в номере в такой ранний час.
— Письмо мне? От него? Да ведь он живет в соседнем номере!
— Он уже там больше не живет. Теперь комнату занимает знаменитая певица, которая попала в аварию и поэтому заранее не заказала номер... ей и отдали этот, к ее несказанной радости, — добавил швейцарец с широкой улыбкой. — Надеюсь, что ее соседство не побеспокоит господина князя? Особа от природы шумная...
Альдо взял со стола нож и вскрыл письмо.
— Меня не было дома, и я ничего не слышал. Неужели действительно господин Видаль-Пеликорн выехал из отеля?
— Именно, и первым же поездом отбыл в Луксор. Он казался очень возбужденным!
— А я-то думал, что он спит. Посмотрим, что он пишет.
Письмо было весьма кратким:
«Вынужден уехать! Если у тебя есть возможность, садись завтра на поезд в двадцать два часа. Пообедаем вместе в «Зимнем дворце»: там я закажу тебе номер. Если не сможешь, пришли телеграмму. До скорого! Адальбер».
Разложив приборы, официант удалился, но портье остался, явно ожидая, чтобы ему вторично дали на чай. Он с улыбкой поинтересовался:
— Заказать ли билет в спальный вагон?
— А дневного поезда нет?
— Есть, но он только что отошел. Зато ночью их целых четыре. Из-за жары, понимаете...
— Так ведь зимой от нее не страдают.
— Вы правы, но расписание не меняется. Дорога займет одиннадцать часов!
— Ладно, поеду в двадцать два часа.
— Понятно. Приятного аппетита, ваше сиятельство!
Альдо принялся за свой «упрощенный» завтрак (он любил по утрам яичницу с беконом, тосты, булочки и горьковатый апельсиновый джем и не любил селедку, сосиски, кашу и прочие пищевые продукты, так необходимые английскому желудку для того, чтобы правильно начать свой день!) и сразу почувствовал, как улетучивается его плохое настроение. Идея съездить к другу была хороша еще и тем, что принцесса Шакияр попросила время на размышление, не уточнив, насколько продолжительным может оказаться этот период, и даже если ему и улыбалось побыть туристом, то он бы ни за что не желал, чтобы это состояние продлилось бесконечно. И, наконец, чтобы не прерывать контакта с Адальбером, он бы и так на все пошел... из дружеских чувств, но тут еще и подгонял его проснувшийся в нем после ужина у мэтра Масарии чертенок, заведующий приключениями. Ко всему прочему, высвобождался целый день на посещение Каира. Конечно, весь город осмотреть не удастся: он огромен и в нем таятся настоящие сокровища. Не получится побывать и за городом, у пирамид, увидеть сфинкса и прочие археологические достопримечательности, зато весьма вероятно, что удастся сделать это по возвращении. А пока у него было достаточно времени, чтобы заняться туалетом и багажом. Он как раз брился, когда вдруг стекла в его номере задрожали. В соседней комнате грохотало мощное контральто:
У любви, как у пташки, крылья,
Ее нельзя никак поймать.
Тщетны были бы все усилья,
Но крыльев ей нам не связать.
Все напрасно — мольба и слезы,
И страстный взгляд, и томный вид,
Безответная на угрозы,
Куда ей вздумалось — летит.
Любовь! Любовь! Любовь! Любовь!
Альдо от души расхохотался. Ну, как же, певица, вселившаяся в ночи в номер Адальбера! А он о ней и забыл, но, судя по раскатистым голосовым переливам с первых же нот «Хабанеры» из оперы «Кармен», это была женщина дородная, и он подумал, что такие встречаются что-то уж слишком часто среди оперных примадонн. Предположив, что она тоже примадонна, нетрудно было догадаться, как бы она отреагировала, если бы ночью он разбил окно ее номера, пытаясь пробраться внутрь. Но все же голос был отменный, очко в ее пользу, и, несмотря на то что от неожиданности он даже порезался, он, бросив бритье, прошел в комнату, чтобы было лучше слышно. Наверняка она приехала на гастроли или за ролью в опере, и он даже на секунду пожалел, что отъезд помешает ему послушать ее на сцене. Но, быть может, она когда-нибудь приедет в Венецию в «Ла Фениче»?[29]