Тогда он мучительно метался между попытками вернуть Верочку любой ценой, сохранить свое благополучие, отвести опасность от тех, кто близок и дорог, — и в то же время самому остаться человеком. Некая часть его существа прекрасно осознавала, что, став еще одним винтиком большой адской машины, он не сможет больше жить спокойно, любить кого-то или просто радоваться самому факту бытия. Был даже такой страшный момент, когда казалось, что шагнуть с балкона в асфальт головой или, выпив бутылку водки за рулем, сорваться вместе с машиной в реку — самый легкий, простой и честный выход.
И он ведь сделал это, почти сделал! Если бы теплой летней ночью не оказался у него в машине странный пассажир, то, пожалуй, сейчас его на этом свете уже не было…
Даже сейчас, много лет спустя, Максим почувствовал, как холодок бежит но спине и ладони покрываются противным липким потом. Это до чего надо было дойти, чтобы выглушить бутылку водки прямо за рулем, а потом гнать, не разбирая дороги! В другое время его, конечно, остановил бы первый же гаишник, но в ту ночь они почему-то как вымерли.
Он очнулся где-то за городом. Кругом простирались ноля, заросшие одуванчиками, а прямо перед ним — въезд на мостик через маленькую, изрядно заболоченную речушку. Еще немного — и лететь бы ему вниз с этого моста…
Рядом с ним сидел незнакомый молодой парень, который сначала дал напиться, а потом на полном серьезе представился его ангелом-хранителем. На трезвую голову Максим, конечно, только посмеялся бы, а тогда — поверил почему-то. Ангел так ангел… Каждый, кто спасает ближнего от мучительного «сушняка» с похмелья (не говоря уже о более серьезных неприятностях!), вполне заслуживает этого звания!
Но кем бы ни был его ночной собеседник, он знал и про злосчастный роман, и про Верочку, а главное — про Короля Террора.
О чем они говорили в ту ночь, он так и не смог вспомнить. Осталось только одно — длинный золотистый луч, протянувшийся сквозь серые предрассветные сумерки, да странная процессия, что двигалась по нему, словно по мосту над землей. И впереди всех — бабушка с дедом, молодые, такие же, как на этой фотографии. Следом за ними шли другие, их было много, очень много… Трудно всех охватить взглядом, но в лицах определенно было что-то общее!
Увидев бесконечную череду своих предков, уходящую в дальнюю даль, он понял, что не может, не имеет права оказаться недостойным их. И если уж доведется погибнуть, то и умирать надо с достоинством. А пока жив — делать что можешь и уповать на лучшее.
Максим тогда переписал роман — но по-своему. Формально соблюдая все требования, вывел интригу на новый уровень. Почему-то новый финал романа практически совпал с видением Саши Сабурова в пещере — в последний момент, когда гибель кажется неизбежной, герои уходят куда-то в иное измерение, становясь недоступными для преследователей. Просто сказание о невидимом граде Китеже в пересказе для фэнтези…
Помнится, была ужасная гроза, и молнии сверкали на все небо, а он упорно барабанил по клавишам компьютера, торопился закончить, словно гнался за уходящим поездом… И кажется, успел-таки вскочить в последний вагон! В ту ночь ему приснился странный сон. Максим потом не мог вспомнить его деталей, как ни пытался. Осталось только ощущение запредельного ужаса и победы над ним. Неизвестно, какой ценой, но — победы.
А на следующее утро произошло настоящее чудо — Верочка появилась так же внезапно, как и исчезла. Она почему-то была совершенно уверена, что никуда не пропадала, просто видела длинный и странный сон. Максим не пытался разубедить ее в этом. Правду сказать — боялся. Сон так сон… Главное, что она снова была с ним — живая и настоящая.
Те черные и страшные для него дни он хотел забыть, вычеркнуть из памяти, и тут маленькие белые таблетки оказались как нельзя кстати. Постепенно жизнь вошла в привычную колею, а когда он почувствовал, что снова может писать, — так просто праздник был! Впервые накропав с десяток строчек на экране компьютера, Максим перечитывал их много раз, чтобы удостовериться, что наваждение прошло, наконец, и он снова может работать… В общем, как говорил вокзальный бомж из анекдота после неудачной попытки самоубийства — а жизнь-то налаживается!
В тот вечер он на радостях повел Верочку в ресторан. Она обрадовалась, надела новое платье и все спрашивала — что празднуем? По какому случаю? — а Максим только улыбался. Разве объяснишь кому-то, даже самой любимой на свете женщине, то, что и словами-то выразить почти невозможно? Верно, верно сказал классик: «Мысль изреченная есть ложь».
Они пили шампанское и танцевали под любимого им Карлоса Сантану, и музыка пела, как живая человеческая душа… Прижимая к себе теплое, гибкое тело Верочки, послушно и радостно отзывающееся на каждое его движение, Максим с особенной, острой силой чувствовал себя живым — впервые, может быть, за эти месяцы.