– Мафорий. В нем кольцо, – прошептала Нина.
Василий резко поднялся, озираясь. Аглая, перепугавшись, тоже встала, прижимая к себе малыша. Подошла, повинуясь знаку великого паракимомена. Он, четко выговаривая каждое слово, спросил, указывая на Нину:
– Где ее мафорий?
Аглая, икнув от страха, протянула ему мафорий, которым прикрывала ребенка. Мальчик, испугавшись, опять начал подвывать. Василий схватил помятую запыленную ткань, нащупал узел, бережно развязал его и положил на ладонь крохотный круглый ларец. Глянул на Нину. Она кивнула, закрыла глаза, скрывая подступившие слезы. Дрожащими пальцами великий паракимомен открыл ларец и уставился на кольцо, бормоча благодарственную молитву.
Стражников послали за носилками, чтобы отнести Аглаю с малышом домой. Великий паракимомен одарил ее деньгами и велел молчать, если ей дорога жизнь ее ребенка. Бледная Аглая бросила тревожный взгляд на Нину, но спросить ни о чем не осмелилась.
Василий выставил охранников из аптеки. Сам налил Нине вина, разбавил горячей водой, подождал, пока выпьет. Она попросила его достать сердечную настойку из погреба. Отрешенно смотрела, как великий паракимомен, подобрав шелковую тунику, кряхтя, спускается в погреб, гремит там кувшинчиками. Как выбрался, показал ей флакон, она кивнула. Василий накапал в чашу настойки, подал Нине.
– Не думал, что доведется мне аптекаршу выхаживать. Вот оно, где смирение требуется, – усмехнулся вельможа, который с детских лет был окружен слугами.
Нина тем временем осторожно села. Голова уже так не кружилась. Аптекарша повернулась к Василию:
– Прости меня, великий, что ушла я из твоих покоев. Наследника я ослушаться не посмела.
Он кивнул:
– Я тогда поздно ночью из покоев василевса вернулся. Игнат – слуга хороший, но не слишком умный. Придется найти ему замену. Ему бы сразу за мной послать, а в ночи уже… – Он махнул рукой. – Я и подумал, что ты теперь в бега пустишься. К аптеке велел охрану приставить на всякий случай, ждать тебя. Вот и дождался. Ты, часом, не знаешь, что с первым стражником случилось, что за тобой послали тем днем? Декарх говорит, память тому отшибло. Как в аптеку твою шел, помнит, а как оказался потом у таверны – не может вспомнить. Говорит, колдовство какое-то на него навели.
У аптекарши похолодели руки, она произнесла осторожно:
– Так это вино неразбавленное такое колдовство на людей наводит. Может, по дороге выпил вина да мерой ошибся. Это бывает, – она пожала плечами.
– Бывает. – Он смотрел на нее внимательно. – Расскажи-ка мне, Нина, как кольцо у тебя оказалось. Эта женщина с ребенком бормотала что-то невразумительное. Про мужа, про дочь в лупанарии… Потом рыдать начала. Она блаженная? Ничего от нее добиться не мог. Под плети подумывал уже отправить, да тут ты в себя пришла.
Нина принялась рассказывать про Митрона, амулет и поход в горы. Не стала говорить ни про лупанарий, ни про сухорукого. Василий слушал молча. Закончив, Нина посмотрела на собеседника, склонила голову.
– Прости меня, великий паракимомен, за побег и за то, что одна пошла кольцо разыскивать.
– Одного не пойму. Почему ты пошла его разыскивать, Нина? Какая тебе от него выгода, чтобы по горам с разбойниками ходить да едва с жизнью не распрощаться?
– Ты, великий, не мучь меня. В том мое женское любопытство виновато да желание загадку разгадать. Не думала я, что так тяжело будет, – она вздохнула.
– А в лупанарий среди ночи зачем ходила?
Нина прикрыла глаза на мгновение. Помолчав недолго, повернулась к великому паракимомену:
– Могу ли я тебя о милости просить?
Василий кивнул.
– Ариста, хозяйка лупанария, грозила ославить меня на весь город, – голос ее прервался, губы задрожали. – Чтобы меня из гильдии выставили да аптеку отобрали.
– За что же?
Нина опустила голову.
Собеседник усмехнулся:
– Ариста ославить может, слыхал я про нее. Бабьим сплетням я препятствовать не смогу. А в подземелья за сплетни не ссылают…
Помолчав, он продолжил:
– Однако и обидеть тебя не дам. Эпарх мне обязан, и из гильдии тебя не выгонят. А сплетню мы другую пустим в противовес Аристиной. Посмотрим еще, какую на базаре чаще повторять станут.
– Вот если бы ее за патрикия замуж выдать. Тогда ей и сплетни распускать будет не по чину. Она, говорят, добропорядочной патрикией стать хочет.
– Где же я такого патрикия возьму, чтобы хозяйку лупанария в жены взял? Хотя бородачи всякие глупости творят по велению плоти, – он поморщился. – А сплетни, знаешь ли, от чина не зависят. Слышала бы ты патрикий нашей василиссы. Эти любым кумушкам на базаре нос утрут.
Вздохнув, Нина отвернулась: