— Понятно. Не могли выйти из образа. Идеальный английский джентльмен. Рыцарь. Старая школа. Правила игры.
— Это было необходимо, чтобы все выглядело убедительно! — протестующе воскликнул Дэвид.
Подскочил официант, взволнованно замахав руками. Дэвид послал ему слабую улыбку и понизил голос:
— Ну, видите, что вы наделали? Поймите своими куриными американскими мозгами — тут вам не Чикаго, мы не привыкли, чтобы негодяи врывались в наши дома, а если они все же врываются, мы впадаем в неистовство и кипим гневом. Собственно говоря, образ я принял до чертиков омерзительный. Настоящий джентльмен позволил бы измолотить себя в пух и прах. Я же сопротивлялся ровно столько, сколько требовалось для правдоподобия. И даже после всего этого предположил, что им хватит ума обыскать мою квартиру. Поэтому утром и опоздал на свидание с вами.
— По-моему, вы переиграли в смысле правдоподобия, — заметила Джесс, разглядывая синяки. — В следующий раз подумайте об образе труса.
Дэвид покраснел.
— Лесть не доведет вас... Что? Ах да, официант, я хотел бы десерт. Бисквит с вином? Отлично. Сливки. Джесс?
— Ничего. Я сыта. Как вы можете столько есть?
— Я жутко нервничаю. Давайте прекратим дальнейший обмен комплиментами. Вопрос вот в чем: что будем делать дальше?
Джесс медлила с ответом. Она обнаружила, что по каким-то необъяснимым причинам не в состоянии смотреть ему в глаза, поэтому уставилась на его руки. Руки были на вид умелыми, тонкими и подвижными, с длинными плоскими пальцами.
— Но ведь это понятно, правда? — сказала она наконец. — Пойдем в полицию. То есть если вы согласитесь меня поддержать. Теперь, по крайней мере, у меня есть независимый и надежный свидетель, чтобы подтвердить мой рассказ.
— Не получится.
— Почему?
Он не ответил — подошел официант с подносом, и Джесс с восхищением наблюдала, как Дэвид щедро поливает сливками десерт, и без того перенасыщенный калориями. Она деликатно отхлебнула кофе, ожидая, пока официант удалится, и снова спросила:
— Почему нет?
— Подстегните воображение. "Вы говорите, что эти люди ничего не взяли в вашей квартире, мистер... э-э-э... так? И вы сами открыли им дверь? Что ж, сэр, боюсь... Разумеется, сэр, мы постараемся. Не желаете ли взглянуть на несколько фотографий, сэр? Ах, вы не считаете их профессиональными преступниками? Но тогда, сэр, чего же, по-вашему, им было нужно? М-м-м... я...
понимаю, сэр. А какова, сэр, ваша профессия, сэр? О! Да. Сэр".
Он проглотил остаток десерта и откинулся на спинку стула.
— Вы преувеличиваете.
— Я вам не поверил. Почему они должны мне поверить? Я даже не такой красивый. Другое дело, если в у нас была хоть какая-нибудь ничтожная догадка о мотиве всех этих безобразий. Джесс, вы уверены, что...
— Уверена. Не вижу ни в чем ни малейшего смысла.
— Должен быть смысл. — Дэвид поставил локти на стол и запустил в шевелюру все десять пальцев. Джесс скоро узнала, что это излюбленная им поза для размышлений. — Поведайте мне историю вашей жизни.
— Но...
— Только секундочку обождите. Я забыл. У нас все-таки есть ключ, если вы точно мне все рассказали вчера вечером. Кольцо. Что это за кольцо, откуда оно взялось — прошу полную информацию, будьте добры.
— Оно безобразное, — сказала Джесс. — И ничего не стоит. Из золота, но низкопробного и плохо обработанного. Размер? О, большое, мужское, для меня чересчур велико, а оправа, наверно, целый дюйм в диаметре. Камень ужасный, темный, мутный — агат, что ли. Он даже не ограненный, просто обточенный. Вся вещь страшно грубая. Ой, я забыла, на камне коряво выцарапан знак. По словам моего отца, меч, хоть на меч он совсем не похож. Но это был фамильный герб, так что...
— Оно принадлежало Трегартам? Отцовской ветви вашей семьи?
— Да. О, мне и об этом, наверно, надо вам рассказать, только все получается чересчур средневековым. Или лучше сказать, викторианским? Ну ладно. Мой дед еще жив, он в Корнуолле. Отец много лет назад имел с ним ужасную стычку и сбежал, прямо через Атлантику. Я никогда не знала, из-за чего они поссорились; отец умер, когда я была маленькой, а мама никогда не заговаривала о его семье, только замечала, что это истинное крысиное гнездо. Она их, разумеется, никогда не видела, с отцом они встретились в Штатах и там поженились.
Несколько месяцев назад я получила от деда письмо. Он жутко состарился и, по-моему, сильно смягчился; захотел повидать меня перед смертью.
— Как он вас нашел?
— Мама писала ему, когда умер отец. Не очень приятное письмо. С тех пор она, разумеется, переехала, но все равно живет в Нью-Йорке, так что ее нетрудно найти. Письмо было послано на ее имя.
— Вы живете со своей матерью?
— Нет, я уехала два года назад, когда нашла работу. Но мы все время встречаемся и вполне ладим. Она стала работать после смерти отца, и у нее неплохое место в крупном универсаме.
— Ну хорошо. Конечно, вполне может случиться, что ваши проблемы как-то связаны с дедом. Я так понял, это его кольцо?
— Да, он попросил меня привезти его с собой. Он прямо не заявил, что отец его стащил, но намекнул. Бог свидетель, мне эта проклятая штука совсем ни к чему.
— Не знаю, судя по вашему описанию, оно смахивает на те вещи, которые нынче продаются на распродажах поп-арта[20]. Только мне не понятно, какой смысл в этой уродливой безделушке. Может, она должна указывать настоящего наследника? Не собирался ли ваш отец обобрать своего старшего брата на миллион фунтов, украв кольцо?
— Мой отец был единственным сыном. У него есть сестра, она живет в Корнуолле, ухаживает за дедом. Вдова. По-моему, наследником будет ее сын. «Твой кузен Джон», — как называет его дед. Да Господи, Дэвид, там наследовать нечего! У них никогда не было ни титула, ни крупного поместья, а со времен последней войны та собственность, что оставалась, упала в цене, как и многое другое. Мама все острила по этому поводу.
— Кажется, ваша мать — женщина, которая пришлась бы мне по сердцу. Практичная. Что ж, очень жаль, я не смогу жениться на вас ради денег. — Дэвид подал знак официанту. — Выпьем еще кофе, нам есть что обсудить. О'кей, как говорят у вас в... Извините. Наш курс ясен. Очевидно, что надо переговорить с дедулей. По дороге в Корнуолл остановимся в Солсбери, добудем его колечко из соборной казны.
— Дэвид... — Но речь, которую Джесс начала произносить, застряла костью в горле. Она чувствовала себя как ребенок, пытающийся заставить себя отказаться от невероятно желанного, но неуместного подарка.
— Что?
— Я не могу... вы не должны...
— Впутываться в это дело? — Он поставил кофейную чашку на блюдце ловким, точным движением и улыбнулся. Из-за распухшего рта улыбка вышла карикатурной, но глаза над пресловутым носом были теплыми и веселыми. — Дорогой мой невинный младенец, я уже впутался. Разве вы не видите, что для них я — единственное звено, связанное с вами. Когда они убедятся, что вы не спрятались на Рассел-сквер, и к тому же не обнаружат отеля, о котором я им рассказывал, они снова примутся за меня. С клещами для вырывания ногтей, дыбой и портативной «железной девой»[21].
— Как вы можете этим шутить?
Он накрыл рукой ее сжавшийся кулачок. Слегка шокированная, она сообразила, что он впервые коснулся ее, не считая общепринятых жестов вежливости. Наверно, поэтому пальцы его показались необычайно теплыми и сильными.
— Милая Джесс, это и есть шутка. Все это фарс. В действительности с нами обоими пока почти ничего не сделали. Вы убедитесь в этом, когда осознаете, какими они бывают жестокими. В каком-то смысле эти злодеи, скорее, забавны. Эти чертовы усы...
— Что вы хотите сказать?
— Ну конечно они накладные. Фальшивые. Вы не поняли?
— Мне некогда было об этом подумать, — призналась Джесс.
— А я подумал. Никто по своей воле не отращивает таких усов. О, это великолепный штрих, он решительно отвлекает внимание наблюдателя от более важных примет. Ну, видите, просто мальчишеская маскировка, почти... В чем дело?
20
Поп-арт — неоавангардистское направление в современном искусстве, черпающее образы и формы из повседневного быта, рекламных плакатов, комиксов и т.п.