Человек постарше и поувереннее позвонил бы менеджеру и пожаловался. Джессика не отличалась робостью, но была еще слишком молода, чтобы бояться показаться смешной. К чему поднимать шум из-за тюбика пасты? Остальное осталось нетронутым, даже единственная стоящая драгоценность — нитка искусственного жемчуга, принадлежавшая ее матери. Позже она сделала два телефонных звонка, отправилась на автобусную станцию и села на последний вечерний автобус до Солсбери. В самом деле, твердила она себе, в Саутгемптоне нет ничего интересного, а сейчас можно успеть на воскресную службу в один из знаменитейших английских соборов.
Автобус представлял собой сверкающее современное чудовище, экспресс, высокомерно перегонявший зеленые автобусики местных линий. Отель был наполовину деревянный, до середины темный, от середины белый, прямо из елизаветинской эпохи [4]; улыбающаяся дежурная любезно доставила поздний ужин — яичницу с толстыми кусками бекона, горячие пышки и огромную чашку чаю со сливками, лимоном и коричневым сахаром. Джесс улеглась в постель в состоянии постыдного самодовольства, поздравляя себя с таким решением.
Она пробудилась на рассвете и вновь ощутила радостное волнение, которое почти убил Саутгемптон. Ее комнатка была забавной маленькой клетушкой, одни неправильные углы, стены внутри были так же обшиты потемневшим деревом под белой штукатуркой, как и снаружи. В одном углу стоял прозаический умывальник, а рядом — электрический обогреватель. Поеживаясь в сияющей майской прохладе старой доброй Англии, Джесс включила его и прыгнула обратно в постель, пока спирали не засветились оранжево-красным светом. Лишь слегка поколебавшись, она отказалась от идеи быстренько принять утреннюю ванну. В коридорах, наверно, градусов на десять холоднее, чем в номере, а о вероятной температуре в ванной не хотелось даже гадать. Поспешно поплескавшись в умывальнике — вода оказалась благословенно горячей, — она натянула на себя одежду, благодаря Бога за опытных друзей, которые посоветовали прихватить с собой побольше свитеров. Потом отворила освинцованную оконную створку и высунулась наружу.
Свежий утренний воздух был напоен чистыми винными ароматами — легкими, пьянящими, словно вобравшими в себя все весенние благоухания. Джесс стояла высоко над старым городом; за остроконечными крышами Солсбери она видела шпиль собора, изящный и тонкий, как воздетая девичья рука. Самый женственный из всех английских соборов, вычитала она в каком-то путеводителе и теперь поняла, что это значит.
Поспешно позавтракав, она двинулась в путь. Шла быстро, но не потому, что опасалась преследования, а потому, что такое уж выдалось утро. В подобной обстановке не рождаются неприятные предчувствия. Вниз по переулку Синего Кабана к Замковой улице... Сами названия связаны с прошлым, а кругом старые дома, превращенные в магазинчики и гостиницы, но бережно охраняемые, с резными темными балками, которые словно гнутся под бременем прожитых лет.
Солнечный свет струился сверху на узкие улочки, заливая древние фасады и сверкая на случайно сохранившихся кое-где над дверьми золотых крестах. Ветерок развевал кудри Джессики, и она повязала голову цветным платком. Через несколько минут она вышла с оживленных улиц на так называемую городскую тропу — длинную, засыпанную гравием пешеходно-велосипедную дорожку через заливные луга по Лонг-Бридж, пересекающий — ну конечно же реку Эйвон. Стратфорд, напомнила она себе, не единственный город на Эйвоне [5].
Джесс прислонилась к перилам моста и возрадовалась. Сцена прямо с картины Констебля [6], или, точнее, Констебль уловил эту сцену и атмосферу. Какое счастье видеть ее вот так, под широким синим небесным куполом, испещренным плывущими легкими облаками! Через нежную зелень полей взгляд ее пробежал над расплывчатыми, словно спустившиеся на землю облака, силуэтами цветущих фруктовых деревьев и приковался к великолепному фасаду собора и его взмывающим ввысь башням, которые вырисовывались на фоне лугов как драгоценность на зеленом бархате.
Она побрела дальше, часто останавливаясь, чтобы вдосталь наглядеться, ибо через каждые несколько шагов менялась либо картина, либо ее обрамление из цветов и зелени, либо форма округлых скользящих по небу облаков. Удивительно, до чего выразительными бывают основные цвета — синий, белый, зеленый... Но это были и не основные цвета, а нечто цельное и совершенное; синий того тона, который не в силах ухватить художники, зеленый не одного, а тысячи оттенков, бесконечно переливающихся под солнцем, и тенью, и ветром, — от бледного цвета шартреза до изумрудного через весь спектр зелени.
В какой-то точке вид собора утратил главенствующее положение, и она заколебалась, не зная, вернуться или идти по тропе до конца. Решение не составляло особого труда — исследовать новую территорию интереснее, чем возвращаться, а дорожка заканчивается где-то в городе, недалеко от собора. Конечно, вид с моста... Но это такая вещь, которой нельзя наслаждаться то и дело через короткие промежутки времени, как с шоколадным тортом — второй кусок портит впечатление от первоначального вкуса.
Позже она все гадала, что было бы, если в она вернулась. Стали бы они гнаться за ней за городом и встретилась бы она с ними среди пустынных лугов? Может быть, да, может быть, нет. Судя по всему, они должны были с рассвета поджидать ее у собора, в том самом единственном месте, где рано или поздно появлялся каждый гость Солсбери.
Шагая по дорожке, она вышла к огороженной площадке вокруг собора с неожиданной стороны и вошла внутрь через один из трансептов [7], а не через главный вход. Посмотрела на часы и ускорила шаг. Было почти половина одиннадцатого, если ей хочется осмотреть что-нибудь до начала службы, надо поторапливаться.
Трясясь по сельским дорогам в слоноподобном автобусе, Джесс радовалась, что ей выпали эти ничем не омраченные полчаса. Даже сейчас, оглядываясь назад сквозь туман недоумения и страха, память об этих минутах оставалась светлой и яркой — длинный неф с летящими арками, средневековые гробницы с суровыми застывшими изображениями закованных в латы рыцарей, сводчатые клуатры [8] с ажурными окнами, за которыми виднелись переплетение зеленой листвы и позолоченная солнцем трава. Последним безоблачным впечатлением стало первое знакомство с часовней.
Стоя почти в центре высокого восьмиугольного зала, Джесс окинула взглядом силуэт единственной стройной колонны, уходящей под крышу, где она расцветала в широкие своды с каменными нервюрами, которые грациозно ниспадали к верхушкам остроконечных окон. Наполовину загипнотизированная, Джесс опустилась на каменную скамью у стены. Здесь священники собора несли свою службу. У каждого каноника была собственная небольшая ниша, обрамленная резным камнем; она понадеялась, что у них есть и несколько мягких подушек. Скамья была жесткой, и зимой холод наверняка пробирал старых церковников до костей, даже через плотные шерстяные одежды.
Сидя прямо и чинно, как подобало в таком месте, она дала волю своим мыслям. Поразительно, что все эти чудеса восходят к средним векам — к тринадцатому столетию, когда люди жили как свиньи в лачугах с земляными полами, и даже благородное дворянство в своих горделивых замках терпело такие неудобства, которые толкнули бы современных рабочих на марши протеста. Ледяной пол устлан грязной соломой, под расшитыми бархатными одеждами ползают вши, по парадным залам разносится вонь из открытых выгребных ям... И из всей этой мерзости и нищеты рождается чудо: камни укладываются в ряды совершенных Евклидовых пропорций, стекла сияют как драгоценные камни, идея Бога и человека воплощается в сооружении, превосходящем и человека, построившего его, и Бога, строгим требованиям которого служили строители.
И это надолго осталось последней романтической мыслью, посетившей ее.
Должно быть, в ее мечтания проникли какие-то звуки, свидетельствующие о приближении человека, но когда она впервые заметила его, он стоял неподвижно — в дверях, в единственном выходе из помещения. Что-то в самой его позе и сосредоточенном взгляде вселило в нее предчувствие еще прежде, чем она узнала его. Среднего роста, среднего сложения, прекрасно сшитый темный костюм, каштановые волосы... Усы. Святители небесные, да, пышные темные усы. Человек из Саутгемптона, убегавший с ее чемоданчиком!
4
Елизаветинская эпоха (время правления королевы Елизаветы I) продолжалась с 30-х гг. XVI в. по начало XVII в.
5
Город Стратфорд-на-Эйвоне приобрел мировую известность и славу, будучи местом рождения и смерти Шекспира.
6
Констебль Джон (1776 — 1873) — английский живописец-пейзажист, создававший картины живой и изменчивой природы во всем ее богатстве и свежести.
7
Трансепт — в европейской церковной архитектуре поперечный неф, пересекающий продольный объем крестообразного в плане здания.