Мы помолчали, отхлебнули коньяк. Уточнять не было необходимости. Влад все понял.
– Знаешь, Ирка с тех пор очень изменилась. Иногда я ловлю себя на мысли, что со мной живет совершенно чужая женщина… Внешне, вроде бы Ирка, а как присмотришься…
– Влад, я тоже не слепой. И тоже много об этом думал. Теперь я почти уверен, что та ведьма вселилась в ее тело…
– Смешно, нелепо, бессмысленно… Но, Димка, я тоже так думаю…
– И что делать? Может, священника пригласить? Есть же и сейчас экзорцисты…
– Нет! – ответ Влада был быстрым, решительным и категоричным. – Ничего не хочу менять, – сказал, словно отрубил. И добавил после паузы: – Знаешь, Димка, мне ведь эта Ира больше нравится, чем та, что была раньше… Пусть будет, как есть.
Что я мог сказать? Естественно, ничего.
Мы, молча докурили, выпили по рюмочке коньяка и снова присоединились к заскучавшей без нас компании.
Таня с непривычки сильно перебрала, и всю дорогу домой рот у нее не закрывался.
– Знаешь, Ирка совсем другая стала…– она смотрела мне в глаза, намекая, что хочет сказать больше, но не может в присутствии таксиста. – У нее совсем поменялись интересы. Представляешь, она начала увлекаться историей… У нее вся комната книжками завалена… Говорит, что в библиотеку записалась. Представляешь, Ирка и библиотека… – Таня громко засмеялась. – А еще у нее колечко с пальца уже снимается. Спрашиваю: к мастеру обращались? Говорит, что – нет. Димка, оно чудненькое, так блестит. И камешек, дорогой, наверное… Вообще-то, свинья она! Колечко вместе нашли, могла бы и поделиться. Ведь так несправедливо… Я хотела одеть его…
- Одеть? – я почувствовал, что голос мне изменяет.
– Да. А она вырвала его из рук, и глаза у нее страшные стали, я думала, она испепелит меня…
Вздох облегчения вырвался из моей груди…
– Димка, – вдруг совсем другим тоном заговорила жена. – Ведь это – не совсем Ирка…
– Я знаю, – ответил. Скрывать что-то уже не имело смысла. – Приедем домой, я тебе все расскажу.
Этого Таня от меня и добивалась. Наигранный хмель, словно маска, слетел с ее лица, она сразу стала серьезной и до самого дома не проронила ни слова.
Глава третья
Узнать историю генерала Воронкова, владельца усадьбы, оказалось несложно. О нем много писали, как в дореволюционных, так и в современных изданиях. Еще бы, заслуженный полководец, один из героев бесславной для царской России войны с Японией. Вот только о дочери его и о трагедии, связанной с ней, я ничего найти не мог. Добросовестно перелопачивал подшивки дореволюционных газет, но без толку.
Может, потому, что толком не знал, где искать? Тем более, совершенно не ориентировался во времени.
Начал с 1907-го года и постепенно добирался до революционного 1917-го. Подшивки в архиве были неполные, многих экземпляров не хватало, но я, с упорством одержимого, пунктуально следовал намеченному плану.
Зачем, не мог объяснить самому себе. Что-то меня подталкивало, и я начал поиски сразу, как только мы вернулись в город. Каждый день, уже на протяжении трех недель, я часа два убивал в областном архиве. Благо, как журналист, имел допуск к документам, и доводил до истерики заведующую отделом периодики, которая тщетно пыталась выведать, что меня интересует.
В тот день я листал подшивку «Губернских ведомостей» за 1912 год и дошел уже до той стадии, когда, ни на что, особо не рассчитывая, просто тупо перелистывал пожелтевшие и хрупкие на ощупь страницы. Я уже собрался закругляться и идти обедать, когда взгляд случайно наткнулся на невзрачную заметку в нижнем углу газетного разворота.
Не знаю, что меня привлекло, наверное, просто уловил знакомое сочетание букв.
Еще бы не уловить? Ведь в заметке упоминалась моя собственная фамилия. Точнее, не совсем моя, а, возможно, кого-то из моих предков или, что более вероятно, однофамильца. В заметке сообщалось о том, что отпевание погибшего в результате несчастного случая поручика Троицкого состоится в воскресенье в Преображенском соборе, после чего друзья и родственники смогут попрощаться с покойным на гражданской панихиде.
Сердце у меня екнуло.
Видимой связи с интересующей меня темой не было, мало ли от чего мог погибнуть поручик с моей фамилией, но все внутри меня завопило – «Горячо!»
Я спешно перелистал страницы, заслужив неодобрительный взгляд заведующей, и через несколько номеров нашел еще одну заметку. В ней описывалась панихида и…
Было сказано, что поручик Дмитрий (у него и имя мое?) Троицкий погиб в результате несчастного случая, когда гостил в имении своего бывшего командира, ныне отставного генерала Воронкова. Подробностей случившегося не приводилось. Но на газетной странице была размещена фотография погибшего. И, когда я ее увидел, мне стало по-настоящему дурно. Если снять военную форму и сбрить модные в то время усы, то я бы увидел в издании столетней давности свое собственное изображение.
Мистика!
У меня закружилась голова от нереальности происходящего. Я нашел в себе силы втихаря, чтобы не заметила заведующая, сфотографировать мобильником газетную страницу, после чего захлопнул подшивку и неуверенной походкой направился к выходу.
Бабушку свою по отцовской линии, Анну Федоровну, я живой не застал, а дед Степан, ее муж, погиб в первые дни Великой Отечественной. По рассказам отца я знал, что он был кадровым офицером, еще в гражданскую воевал, кажется, первая мировая его тоже стороной не обошла. Смутно помню, что в школьные годы видел фотографию бравого офицера с Георгием на груди.
Особо о родословной мне никто не рассказывал. Уже потом, во времена горбачевской гласности, отец мой помешался на своих корнях. Лишь только выпивал рюмку-вторую, его, как пресловутого Остапа, несло без тормозов. Суть монологов сводилась к тому, что происходим мы из древнего дворянского рода, берущего начало едва ли не от Рюриковичей. Показывал какие-то бумаги, из которых ничего не было понятно, желтые от древности фотографии. Но никто всерьез его не воспринимал. Он так всех достал навязчивой идеей, что от самой темы тошно становилось.
Когда его не стало, мать сожгла все документы, фотографии и даже записи, которые вел отец. Она болела и уже ничего не соображала. А потом и матери не стало. Родственники, конечно, были, но их разбросало по всему свету, мы с ними не общались, я никого не знал, и они не знали меня.
Так, наверное, и обрываются человеческие корни. Живем лишь памятью о себе, помним родителей, иногда смутно вспоминаем их родителей, а дальше – ночь, пустота…
Раскопать что-то о поручике Дмитрии Троицком не представлялось возможным. Оставалось лишь сожалеть, что я невнимательно слушал отца и не смог уберечь его записи. А также, подключив фантазию, предположить, что, возможно, у деда Степана был брат, который посмел влюбиться в красавицу генеральскую дочь. А чем все закончилось, более-менее известно.
Но теперь уже иной вопрос не давал мне покоя.
Случайно ли мы оказались на берегу озера?
Ведь ехали в гости к другу Влада, ориентировались по карте и, вдруг, ни с того ни с сего заплутали. Тогда все казалось естественным. Посмеялись над Владом, обозвали его Ванькой Сусаниным и больше не ломали над происшедшим голову…
Сейчас я смотрел на все иными глазами. Может, утрировал, искал мистические проявления там, где их быть не могло, но почти убедил себя, что некая сила сознательно привела нас к месту, где произошло столько невероятного и загадочного.
Была еще одна непонятка. Автомобилем управлял я, влиять можно было только на меня. И в родственных связях с несостоявшимся женихом дочери генерала тоже, судя по всему, состоял я. Почему же вся тяжесть последствий свалилась на плечи Влада. Он то, с какой здесь стороны?
Загадка!
И вряд ли ей когда-нибудь отыщется ответ.
Хотя, на самом деле, ответ может быть простым: я таки подвинулся рассудком и нафантазировал черт знает что…
Последнее, как нельзя лучше укладывалось в степень разумности и являлось единственным предположением, которое не противоречило здравому смыслу. Вот только меня оно, увы, почему-то совершенно не устраивало.