В палатке чертыхнулся Влад, Ирка ответила ему что-то неразборчивое. Наш лагерь возвращался к жизни, внося посторонними шумами ощутимый дисбаланс в устоявшееся годами спокойствие.
– Так, мужики, быстренько собираемся и едем искать деревню! – раскомандовалась Ира.
– А смысл? – лениво возразил жене Влад. – Что ты там хочешь найти?
– Продукты свеженькие купим. Себя покажем, на людей поглядим.
– В восемь вечера? Старушка, да в деревне в такое время народ спать ложится.
– Серьезно?
– Конечно, серьезно. Сельские жители ложатся с курами, а просыпаются с петухами?
– А во сколько куры ложатся? – наивно поинтересовалась Таня.
– Как солнце спрячется, так и ложатся, – объяснил я.
Относительно нюансов сельской жизни в нашей тесной компании я мог считать себя экспертом. Родился в деревне и пока родители пробивали себе дорогу в городе, моим воспитанием занимались бабушка с дедом.
Таня взглянула на солнце, оно уже наполовину скрылось за деревьями, окрасив небо в багровые тона.
– Поздновато мы собрались, – сокрушенно заметила Ира. – А когда же петухи начинают петь?
– Часа в три-четыре, в зависимости от времени года.
– У них стрелок нету, чтобы на декретное время переводить, – ухмыльнулся Влад. – Вот путаница и получается.
– Не… В три я не встану.
– Тебя и в десять не добудишься, – измывался мой друг. – Разве что к полудню соизволишь разлепить сонные глазки.
– Неправда, – возмутилась Ира, – сегодня я рано проснулась.
– Может, просто пройдемся? – предложила Таня. – Второй день здесь, а, кроме озера, нигде не были.
– А как же машина, вещи…
– Да ладно тебе, – успокоил меня Влад. – Здесь же никого нету.
О своей ночной гостье он не вспомнил.
Оставив все, как есть, мы отправились к излучине озера или, может быть, пруда. Даже не знаю, как правильно назвать приютивший нас водоем. Второе определение, наверное, более верное, так как дамба, по которой мы с Владом совершали утренние пробежки, несмотря на время, еще хранила следы человеческого вмешательства.
Влад с Ирой шли впереди, мы с Таней немного отстали. Ничего похожего на тропинку не наблюдалось. Я искал в камышах «окна», следы присутствия рыбаков, обычно такие водоемы они без внимания не оставляют, но ничего похожего не замечал. По всей вероятности, сюда действительно давно никто не наведывался.
Странно, конечно, но ничего сверхъестественного. Глушь все-таки. Если есть рядом деревня, там наверняка, свой пруд имеется, вот местные рыбаки и ленятся лишних пару или больше километров топать.
Вскоре берегом идти стало невозможно. Пруда, как такового, видно уже не было. Лишь болотистая местность, обильно заросшая камышом. Укрытая травой почва пружинила, прогибалась под ногами, неприятно чавкала и ямки от следов сразу наполнялись водой.
Пришлось подняться по крутому склону. Наверху мягкая трава устилала землю, словно ковер. Иногда дорогу преграждали громадные чертополохи, но колючие сорняки располагались на приличном расстоянии один от другого и обойти их не составляло труда. Временами проблескивали плешью островки выходившего на поверхность гранита. Серые камни прятались под толстой кожей зеленовато-коричневого мха, но некоторые были гладкими, сферической формы. Иные щетинились острыми пиками и достигали в высоту полуметра и больше. На ощупь камни были теплые, шероховатые и крошились в руках.
– Наверное, здесь есть змеи, они ведь любят греться на камешках, – предположила Ирина. Страха в ее голосе я не уловил, скорее, просто любопытство.
– Может быть, – согласился Влад, - Нужно внимательно под ноги смотреть.
Мы уже достигли самой высокой точки. Под нами, словно на ладони, вырисовывался кратер с озером посредине, вдали, насколько мог охватить взгляд, расстилалась изрытая оврагами пустошь.
Признаков человеческого жилья в обозримом пространстве мы не обнаружили. Противоположная сторона казалась более перспективной. Там местами встречались зеленые островки рощиц, а горизонт скрывала зубчатая стена деревьев.
Дорогу нам преградил извилистый ручеек, змейкой сбегающий вниз. Он торопился в соседний овраг, где, наверное, раньше был водоем. Сейчас от него остались лишь обильные заросли камыша. Ручеек был мелкий и узкий. Вода поспешно стекала по вымытому руслу и казалось зеленой от обилия скользких водорослей, устилающих каменное дно.
Преграду легко было преодолеть, но мы отправились вверх вдоль русла и вскоре наткнулись на выступающий выше других камень. Ручей вытекал из-под него, разлившись обширной лужицей с прозрачной водой и дном, устеленным крупным гравием, среди которого золотыми блестками выделялись песчинки кварца.
– Чудный родник! – восхитился Влад, опустился на колени, зачерпнул ладонями влагу и с удовольствием ее выпил.
Я тоже попробовал. Вода была холодной, даже зубы заломило, резкой и вкусной.
– Ее можно сырой пить? – спросила Таня.
– Конечно. Поверь, она чище, чем водопроводная.
Ободренные девчонки откушали родниковой влаги и остались довольны.
Начинало смеркаться. До ночи было еще далеко, но сумерки приглушили яркие краски, упрятали бездонную голубизну чистого неба.
Мы обогнули ручей и спустились к гребле. Дальше пройти не смогли, путь преградили заросли кустарника. Пришлось снова подниматься наверх. Шедшая впереди Таня вдруг остановилась и восторженно воскликнула:
– Вот это да! Красотень то какая!
– Здорово! – подхватила поравнявшаяся с ней Ира. – Настоящий Стоунхендж.
Раскинувшийся под нами заброшенный гранитный карьер поражал воображение. Вывороченные когда то взрывами гигантские глыбы обрели самые причудливые формы. Некоторые пиками возвышались вверх, некоторые лежали одна на другой, в виде арок и гротов.
– Влад, – потребовала Ира, – завтра берем фотоаппарат и идем сюда фотографироваться!
– После того, как отыщем деревню, – возразила Татьяна.
– Далась тебе деревня. Что ты в ней не видела? Посмотри, как здесь здорово!
– Молочка парного хочется, – капризно надула пухленькие губки моя женушка.
– А вдруг мы найдем деревню и больше сюда не вернемся.
– Значит, не повезет, – заметил Влад.
– Так нечестно…
– Да мы здесь весь день убьем…
Я не то, чтобы возражал, просто так сказал, но Ирка сразу ополчилась против меня.
– Ну и что! Отдыхать ведь приехали…
– И то правда, – согласилась с ней Таня. – Где еще такую красоту увидим…
Спорить с женщинами – бесполезное занятие. Я сдвинул плечами, мол, как хотите, а Влад мудро заметил, что пора бы и перекусить. Довольные прогулкой, мы отправились обратно. Вроде бы недалеко от лагеря отошли, но, когда вернулись, уже стемнело, и в небе зажглись первые звезды.
Глава шестая
Что-то меня встревожило. Заставило сердце стучать набат, оросило тело липким потом и вынудило проснуться.
Я открыл глаза.
Сознание мучительно долго возвращалось к реальности, взгляд хаотически перебегал с одного предмета на другой. Все казалось знакомым, привычным и в то же время, под впечатлением еще не растворившегося в небытии кошмара, диссонирующим и не совсем уместным. Понадобилось время, может минуты, а может и доли секунды, чтобы прийти в себя и выбросить из головы вспугнувшую ночную дурь. Но тревога осталась. Затаилась в глубинах мозга и поигрывала оттуда натянутыми струнами эмоций, напрягая мелодией беспричинного страха.
Ветер колыхал обвисший брезент, сквозь неплотно запахнутую створку проникал тонкий лучик луны, словно лезвием наискосок разрезая тесное пространство. Шуршали, словно перешептывались листья, прислушавшись можно было различить давно уже привычную и ставшую неразличимым фоном трещотку ночных насекомых.
Ничего необычного, все, как и положено тому быть.
Привидится, черт знает что…
Я отбросил полог спальника, тихонько, стараясь не задеть спящую Татьяну, выбрался наружу.
Прогоревший костер еще хранил остатки жизни, угасая, они едва пробивались красноватыми точками сквозь плотно спеленавший саван из пепла. Понадобилось несколько дуновений, чтобы возродить крохотный огонек, который затем с жадностью набросился на подброшенный корм. Сухой хворост недовольно затрещал, пожираемый жадно разрастающейся пастью, корежился, изгибался в конвульсиях, а затем, смирившись, бессильно оседал, превращаясь в бесполезное ничто.