Через несколько часов Изокарон прибыл — в страшном бешенстве, которое выразилось в том, что он подверг тело несчастной ужасной тряске. "Появился он и на лице одержимой", — как выражается Сюрен.
Сюрен тотчас же спросил, нашел ли Изокарон облатки. Тот отвечал утвердительно, сказал, что принес их с собою, добавив при том, что ему никогда еще не случалось носить столь тяжкого груза. Нашел же он облатки в каком-то заброшенном доме, под грязным и рваным тюфяком, куда их засунула знакомая колдуна — старая ведьма.
Сюрен спросил, куда он девал облатки. Бес долго упрямился, но наконец вынужден был сознаться, что положил их на алтарь. Тогда Сюрен приказал Изокарону в точности обозначить место, и в тот же миг рука Анны Дезанж, задрожав, приподнялась и протянулась к дарохранительнице (алтарь стоял около одержимой), затем опустилась к нижней ее части и здесь взяла свернутую бумажку, которую, трепеща, подала заклинателю.
Преподобный Сюрен преклонил колена и с неописуемым благоговением принял из руки игуменьи этот сверточек. Развернув бумажку, он нашел в ней все три облатки, о которых говорил демон. Упоенный великой победой, Сюрен приказал Изокарону склониться пред святым причастием, и тот вынужден был это исполнить. Само собою разумеется, за него это сделала одержимая, и сделала с таким благочестивым видом, что все присутствовавшие были тронуты до слез…
И тогда преподобный Сюрен повелел бесу: "Изыди!" — и Изокарон, из чина Властей, сидевший в правом боку под последним ребром игуменьи, покинул тело несчастной, оставив при исходе свой знак в виде глубокой царапины на большом пальце левой руки Анны Дезанж, сделанной его железным кольцом…"
Достаточно. — Дядя захлопнул книгу и поставил обратно в шкаф. — Для общего развития хватит; добавлю только, что изо всех бесов Изокарон и еще, пожалуй, Асмодей числятся первыми специалистами и виртуозами по части совращения и одурачивания людей. — Старик помолчал, а потом покачал головой: — М-да-а, юноша, я тебе не завидую…
— Это почему же? — вяло запротестовал я, хотя в душе давно уже сам себе не только не завидовал, а просто-таки клял наипоследнейшими словами за то, что вляпался как осел в эту, хотя вроде бы и невероятную, но тем не менее довольно мерзко пахнущую историю.
— Господи, дядя! — преувеличенно картинно всплеснул я и без того трясущимися руками. — Да стоит ли вообще ломать над этим голову? Сейчас я приду домой, выкину чертово кольцо — и пропади оно пропадом!..
Но старик невесело усмехнулся:
— Прости за неприятную откровенность, племянник, но ты на крючке. Если выбросишь кольцо, оно все равно в е р н е т с я, но уже с куда большими… гм… осложнениями. Нет, как ни крути — выход один.
— И какой же? — не слишком браво поинтересовался я ("не слишком" — это еще мягко сказано).
— Кольцо было адресовано М., - словно не слыша вопроса, задумчиво проговорил дядя. — Но М. к тому времени исчез, и оно случайно, а может, и нет, попало в руки несчастного, которого М. пригласил ознакомиться с содержимым конверта, после его смерти, видимо, потерянным для нас навсегда. Покойный, должно быть, не чувствовал в себе сил к тому, чтобы исполнить… Не знаю, что, но то, что, очевидно, нужно было исполнить, следуя вероятным инструкциям М., если, конечно, именно они и находились в конверте.
Да, он только самым подробнейшим образом записал рассказ М., невольно включив в него и завязку следующей истории. Какой? Понятия не имею, могу лишь предположить, что он, поступив, быть может, не слишком порядочно, попытался выйти из игры, подставив тебя. Но он не знал, что из подобных игр так просто не выходят…
И вот он мертв — а ты… ты в ловушке, и путь из нее, как ни парадоксально, один: в пасть льва. Да, я знаю, там смерть, однако — там и спасение, которое отныне целиком и полностью будет зависеть от тебя самого.
— И где же, по-вашему, находится эта… пасть? — подавленно пробормотал я.
Старик пожал худыми плечами:
— Затрудняюсь ответить наверняка, но… скорее всего, где-то в окрестностях Волчьего замка…
Мог бы и не затрудняться! Как говорит один мой знакомый, нечто в этом роде я и предполагал.
Глава IV
Наверное, встретив этого человека на улице, я бы ни на секунду не задержал на нем взгляда — просто прошел бы мимо, и все, — настолько серой и неприметной была его внешность. Уже немолодой, лысоватый, среднего роста, среднего сложения и с какими-то усредненными, можно сказать — среднестатистическими чертами лица.