Выбрать главу

— Ну как ты, маленький юнга? — тихо спрашивает она.

— Здравствуй, мама, — говорю я. — Ну что, все в порядке?

— Со мной все в порядке, мальчик. Уход здесь хороший. А как ты?

— Он снова холостяк, Герда, — пробасил мой отец, появляясь из-за штор. — Наконец-то он отделался от этой дряни Эвы.

В синеватом сумраке маячит его красивое лицо. Смазанные бриллиантином волосы зачесаны назад. Он слюнявит самокрутку. Заворачивает в бумагу табак марки «Яванец», он всегда его обожал. И всегда шутил: «Лучший яванец — тот, который медленно превращается в дым». В этом слове «медленно» он видел особый шик.

— Что вы такое говорите, папа? Вы снова лжете.

— Я три года отсидел. Лгать мне теперь незачем. Бери, не стесняйся, мой мальчик, накладывай себе побольше клубники со сливками. Ведь с этой Жанной дʼАрк тебе в жизни пришлось несладко.

На его губах появилась хищная ухмылка.

— Скажи-ка разок «Финкельштейн», сделай милость, — наконец просит он, икая от предвкушаемого удовольствия. — Ну, давай же: Финкельштейн…

— Финкельштейн, Финкельштейн!

Я молотил, что было силы, ногами и руками, пытаясь отпихнуть от себя прочь лицо моего отца, но все время промахивался.

— Финкельштейн!

— Да-да… уже иду… — доктор, нервно шаркая, подбежал ко мне и, вытирая руки салфеткой цвета слоновой кости, пояснил:

— Вы как иностранец этого, конечно, не знаете, но в России обращаться к человеку просто по фамилии считается невежливым. Разрешите представиться: Иосиф Абрамович.

Он снова икнул; его костлявый кадык запрыгал как поплавок вверх-вниз.

— Вы твердо уверены, что не принимаете никаких лекарств? Или мне придется направить Вас на анализ?

— Нет, не нужно никаких анализов, — едва не застонал я в ответ, наблюдая, как лица моих родителей тают в перламутровой дымке. — Я до сих пор никогда ничего не принимал.

— Ну ладно, ладно. Не надо только сказки рассказывать.

Врач с дьявольским проворством извлек откуда-то две полные бутылки водки.

— А это что у вас? Отличная штука. Чистая как слеза. Отдаю должное вашему вкусу. Продукция столичного концерна «Кристалл». Да их тут у вас немало! Но не собирались же вы все это употребить один? Или собирались?

И почему этот странный тип позволяет себе рыться в моих шкафах? Вначале явился к пациенту в стельку пьяный, а теперь еще повсюду бесстыдно роется…

— Заберите их себе, — хриплым голосом произнес я, — у меня такого товара целый запас. Купил по совету бельгийца. Кризис ведь.

— Бельгийца, говорите?

Бутылки с водкой исчезли с тем же акробатическим изяществом, с каким только что появились. Затем он закурил папиросу и сказал (при этом брови его зашевелились как две живые гусеницы):

— Можно я чисто по-человечески задам Вам один вопрос, герр Либман, что Вам понадобилось в нашем проклятом городе?

— Я здесь по частному делу.

— М-да, понятно. И насколько же?

А ему что за дело? Я ведь не обязан никому давать отчет? Словно я не вдоволь наобщался с дотошным доктором Дюком! Я с трудом приподнялся с места и спросил, сколько я ему должен. Но Финкельштейн меня не услышал. Он сидел на стуле, уставившись в окно, как жалкая марионетка перед выцветшей оконной рамой и самозабвенно курил.

— Эй, доктор? Выпишите, пожалуйста, счет!

— Что дадите, на том и спасибо, — отозвался Финкельштейн и, работая руками, словно ластами, принялся сгребать в кучу свои вещи. — Мал золотник, да дорог, наш брат медик за него вам «спасибо» скажет.

Дурак! Я нашарил под подушкой несколько долларовых бумажек, сунул ему в холодную руку и подумал: у меня наличные кончаются. Мне придется отсюда уезжать. Да, как можно скорее найти свое кольцо, не то я погиб. Но как это сделать? В этом городе, охваченном кризисом, пять миллионов жителей. Попробуй разыщи!

10

Из аэропорта в город меня вез туристический автобус — эта развалюха на колесах вся пестрела надписями, как старинная коробка из-под сигарет. Я сразу же забрался на самое дальнее сиденье. Никогда еще мне не приходилось тащиться по столь отвратительным дорогам. Мой чемоданчик как ребенок-дошкольник подпрыгивал у меня на коленях, в салоне удушливо пахло выхлопным газом.

Через некоторое время кто-то достал пачку голландских пряников и пустил ее по рядам.