И он вручил мне четыре тысячи долларов, из рук в руки наличными, безо всякой квитанции. Взятка со стороны государства!
«Господин Смирнов, вы хотели что-то сказать?» — обратился консул к инспектору на своем оксфордском английском.
— Да, — ответил тот. — Нужно будет еще составить словесный портрет.
В помещение вошел представитель артистической богемы с картонной папкой и сел рядом со мной на стул. Смирнов велел мне подробно описать Абрама Абрамовича, тем временем художник, вооружившись углем и резинкой, делал на листе ватмана зарисовки. Я придал Абрамовичу подбородок и глаза старого Бринкманна, нос Финкельштейна, его же брови и лоб. Рот я придумал.
Когда портрет был готов, Смирнов сказал: «Когда вы вскоре будете возвращаться домой, внизу в холле с вами поздоровается мужчина с багровым пятном на левой щеке. С сегодняшнего дня он станет за вами присматривать. Но чур, никаких шуточек. На вид он добрый папаша, — но имейте в виду: он только что вернулся из Чечни. Как только с вами свяжется Абрамович, вы должны немедленно дать ему об этом знать. Когда вы ждете от него известий, хотя бы приблизительно?»
— Ни малейшего понятия не имею, — еще раз повторил я, без какой-либо тени сомнения или паники. Я чувствовал себя, наоборот, спокойно и на удивление бодро. — Может быть, сегодня, а может, и через три недели…
— И вот так, — подытожил я свой рассказ, — вот так я получил свободу.
Ира сидела, слушая меня, на диване, прижимая к подбородку платок.
«Так значит, никакого Абрамовича не было?»
— Нет, разумеется, нет, — сказал я, — я его сочинил.
Я ведь даже не видел никогда икон, не говоря уж про то, что никогда не держал их в руках. Правда, у них было доказательство: фотография, на которой я, в окружении исторических скелетов, передаю чемоданчик толстому русскому. Придумав Абрама Абрамовича, я во всяком случае выиграл время и мог продолжать поиски Эвиного кольца… Я надеялся встретить того бельгийца или хотя бы международного зеленщика Ханса… Да, хорошо бы кого-нибудь из них встретить… Значит, в конце месяца прибывает королева… Ее я тоже… лично могу просить…
— Йоханнес, — вздохнула Ира и плечи ее дрогнули. — Ты сам не понимаешь, что делаешь. Ты играешь с огнем. Ты не знаешь Россию. Этот тип внизу… Я боюсь…
Я не знал, как ее утешить; та женщина, которая была мне дороже всех людей, которая подняла меня с земли на улице, как комочек грязи — и я не мог ее утешить.
— Папа, теперь уже не так больно?
— Да, — говорил папа, — теперь уже не так больно. Чувствуешь? — И я в сотый раз прижимал свои дрожащие губы к пластырю с изображением Микки Мауса, которым была заклеена Мирочкина черная блестящая коленка, ее наш гномик разбил, катаясь на роликовых коньках. — Ну как, золотце? Теперь уже не так болит?
— Да.
О, моя радость! Папкина принцесса! Ты — единственное существо в моей жизни, которое я, ничего не страшась и не стесняясь себя самого, умел утешать. Мира, малышка, где ты?
29
Погода снова переменилась. С Финского залива доносит потоки воздуха, насыщенного влагой, — сегодня целый день льет мерзкий дождь. Капли дождя, словно пули, гулко дырявят снег. Интересно, каков этот город весной? Должно быть, каналы и парки хорошеют, когда природа оживает и все вновь расцветает.
Сегодня утром Ира ушла ровно в семь. В последнее время Морфей так крепко прижимает меня к ее бедрам, что в царство живых я возвращаюсь лишь с величайшим трудом. Я встал на час позже, выпил тепловатого чаю и прокрался по ступенькам вниз, в холл, где меня уже поджидал ухмыляющийся охранник. «Доброе утро, мистер, — сказал он. — В какую сторону сегодня проляжет ваш маршрут?»
Этот вопрос на почти безупречном английском он задает мне уже около недели. Я ответил:
— Собираюсь просто пройтись по городу.
И добавил, что ему, видимо, пора предупредить коллег. «На чем они там сегодня? На белой или на черной „волге“? Или просто пешком, на своих двоих?»
Это ему не нравится, — что я замечаю, что по заданию Смирнова меня несколько дней держат под наблюдением. Ну да Бог с ними, пускай! Словно я и вправду имею хоть какое-то отношение к торговле иконами. Какие же они чудаки! У того парня, который вчера провожал меня до самого кафе «Чайка» — я зашел туда в надежде встретить кого-нибудь из знакомых — были усы. Сегодня усы исчезли. «Это были искусственные усы, — сказал я Ире. — Этот тип отклеил усы».