– Мы это как раз в школе проходим.
– Тогда слушай внимательно, – кивнул Альберт. – Люди лишились всего своего имущества, совсем как сейчас, только что в те времена не было никаких убежищ и бежать было некуда – только на все четыре стороны, подальше от города. Поэтому-то я и стою тут по ночам в дозоре.
– Значит, больше этого не повторится?
– Не должно, – покачал головой Альберт. – По крайней мере, не в моё дежурство.
В этот момент, почти за гранью различимого, Кристофер ощутил слабое пульсирование самолётного двигателя.
Огромного количества двигателей.
– Летят. Их там очень много.
Альберт спрыгнул с наблюдательного поста.
– Ты лучшая система оповещения о налётах во всей Англии, – сказал он. – Пожалуй, стоит продать тебя в штаб ПВО.
– Лично я не возражаю, – усмехнулся Кристофер.
– Я доложу на командный пункт, – сказал Альберт, – а ты пока давай-ка спускайся в убежище. Что-то у меня предчувствие нехорошее. Я скажу маме, что ты заходил.
Кристофер уже был у лестницы.
– Не забудьте поесть, – сказал он на прощание. – Мама вам бутерброды сделала.
– Шутишь, приятель? – откликнулся Альберт. – Уж про еду-то я ни за что не забуду. Хоть сколько бомби.
Кристофер одобрительно выставил вверх большой палец и начал быстро спускаться по ступенькам, в темноте нащупывая их ногами. Самолёты были уже где-то неподалёку, и с юга доносился отчаянный рёв оповещающих об этом сирен. С нескольких последних ступенек он спрыгнул прямо на мостовую. Наверху Альберт включил громкоговорители, и ночь огласилась сигналом тревоги.
Кристофер побежал. Бомбардировщиков он не боялся – знал, что без труда успеет добежать до убежища. Но вой сирен вызывал у него отвращение: их резкий надрывный звук причинял ему больше страданий, чем все бомбардировщики люфтваффе, вместе взятые.
У дверей церкви Всех Святых столпилось много народу. По одному люди проходили через тяжёлые взрывозащитные металлические двери и спускались по лестнице в расположенное в подвале бомбоубежище. Все уже так привыкли к этому, что страха никто не выказывал, и всё свелось к состязанию за возможность занять лучшие места в убежище. С собой у большинства были небольшие сумки с пижамами, леденцами, книгами, журналами, фонариками и противогазами, а у кого-то, быть может, и с термосами с горячим чаем. Другие несли с собой одеяла и детские колыбельки, а один человек – даже целое растение в горшке с землёй. Мисс Лик всегда брала с собой пищевой контейнер с тушёной бараниной и пюре.
По одному люди проходили через тяжёлые металлические двери, способные выдержать взрыв, и спускались по лестнице. Дети помладше убегали от матерей и, хихикая, неслись, толкая соседей. Со всех сторон Кристофер слышал болтовню и обмен сплетнями – будто нет ничего более естественного, чем ходить по ночам в склеп старой церкви.
Мистер Лик, как обычно, жаловался, что для его больной ноги лестница слишком крутая. Мисс Лик каждый вечер его подбадривала:
– Ещё чуть-чуть, папа. Это у тебя старая рана ноет? Я взяла с собой твою мазь, она в сумке.
– Мазью тут не поможешь, глупая ты корова, – как обычно, брюзжал мистер Лик.
Они так будут браниться ещё сколько-то времени. Они вечно бранятся, и всегда одинаково. И так всегда.
У подножия лестницы Кристофер проскользнул между мистером и миссис Лик и устремился в дальний угол бомбоубежища. Подземелье было высечено в скале совсем рядом с рекой, поэтому здесь всегда было сыро и холодно, даже сейчас, когда в его склепы и переходы набились десятки людей. Много веков подряд эти катакомбы служили последним приютом монахам и знати. Некоторые захоронения были увенчаны мраморными надгробиями или статуями, а то вдруг на полу склепа просто стоял постепенно ветшающий и разлагающийся гроб. До войны Кристофер думал, что склеп забит костями, горами черепов и там наверняка полно привидений. Он бы ни за что, ни при каких обстоятельствах не отважился спуститься сюда один. Но когда муниципалитет решил переоборудовать церковную крипту под бомбоубежище, отсюда были убраны многие захоронения, и теперь склеп выглядел как обыкновенный затхлый погреб.
«И всё равно здесь жутковато».
Множество узких туннелей, пещер и усыпальниц веером разбегались по сторонам от главного склепа, теряясь во тьме. В некоторых из них горожане расположились так, как если бы это место было их собственностью, домом в изгнании. Мистер и мисс Лик соседствовали с семейством мясника, хозяина лавки на Темз-стрит, и Кристофер полагал, что в этом и кроется разгадка того, как мисс Лик ухитряется добывать свежую баранину для жаркого, в то время как остальные вынуждены довольствоваться лишь жалкими сосисками да раз в неделю – кусочком странного, полного хрящей фарша. Стены своей пещеры она украсила семейными фотографиями, бумажными цветами и благочестивыми статуэтками. Мясник мистер Тиббинс предпочёл бы, наверное, постеры с актрисой Бетти Грейбл, а может, и с Марлен Дитрих, но он понимал, как бесперспективен спор по этому поводу в тесном бомбоубежище.