— Почему почтальоном?
— Пойди найди другую работу! Ганс познакомился с ней на какой-то танцульке и влюбился…
— Постой, позволь! Неужели начальство разрешило Гансу жениться на девушке, отбывавшей наказание в трудовом лагере?…
— О, все было как раз наоборот! — улыбнулся Шлюстер. — Нацисты сказали Гансу, что на его долю выпала большая честь сделать заблудшую овечку доброй немецкой овцой в духе трех «К».
— Ага! Кюхе, кирхе, киндер! — усмехнулся Клеменс.
— Вот-вот! Марта занимается кухней, ходит в кирху. Больше того, она вступила в Союз нацистских женщин и даже чем-то проявила себя.
— Однако!
— Молодчина, молодчина! Смех берет, когда я вижу, как они перевоспитывают друг друга.
— Так кто же все-таки берет верх, хотел бы я знать?
— Однажды я слышал, как ты обмолвился какой-то поговоркой. Что-то насчет головы и шеи.
— А! Муж — голова, жена — шея…
— Ну, вот и вышло по той поговорке. Надо сказать, что и мой друг Видеман не оставлял Ганса в покое. Так что атаки на него велись с трех направлений!
— Что-то ты давно не упоминал о Видемане.
— Он уехал из Швейцарии куда-то еще с секретным поручением. Вернется не скоро. Но в моей семье он свое дело сделал.
Шлюстер просто сиял.
— Счастье, огромное счастье привалило ко мне, старина. Это не девушка, а чудо, настоящее чудо. Ну, да ты увидишь сам! Вот эти глаза и покорили моего Ганса. А то, что Ганс услышал, перевернуло его душу. Петер, мой Ганс возвращается ко мне!
— Впечатлительный юноша! — усмехнулся Клеменс.
— Увы, как все мы, немцы.
— Как будто до рассказа Марты он не знал, что творится в Германии, — сердито проворчал Клеменс. — Этот твой Ганс! Странно! Сколько ни бился с ним Антон, так ничего и не получилось. Орешек, однако. А тут явилась какая-то малютка — и орешек лопнул.
— Значит, у нее и у Видемана зубы потверже, чем у твоего Антона, — заулыбался Шлюстер. — Ну, вот и все. Ты хочешь, чтобы они пришли?
— Да, да, конечно, — заторопился Клеменс. — Иди, пригласи их, а я оденусь. Что она любит, твоя Марта? Кофе? Коньяк? Конфеты?
— Ну, конечно же, конфеты! Какая девчонка, даже почтальон, не охотница до лакомств? — Посмеиваясь, Шлюстер вышел.
Когда он вернулся с молодыми людьми, Клеменс уже приоделся.
На столе — кофе и сладости.
Шлюстер не преувеличивал достоинств снохи. Марта действительно была прелестной девушкой, зеленоглазой, тоненькой, с наивной челкой над лбом. Клеменс приметил на нем глубоко прочерченную морщину — след лагеря.
Вела она себя непринужденно, смеялась задорно и откровенно; Клеменс с первого взгляда проникся к ней симпатией.
Ганс изменился, это тоже бросилось в глаза Клеменсу, ни следа былой сдержанности. Словно Марта отдала ему не только свою любовь, но и жизнерадостность, так и брызжущую из нее.
— Ну, девочка, вы попали в замечательную семью, — закурив сигару после кофе, сказал Клеменс. — Извините, что я так назвал вас. Отец вашего мужа — прекрасный человек, поверьте мне.
— Да он влюбился в тебя, Марта, влюбился! — разошелся Шлюстер; они с Гансом приналегли на коньяк, и он давал о себе знать. — О, этой девушке нет цены! И тебе бы пора понять, сын мой, как она и я будем рады, когда ты покончишь со своей гнусной работой. Пойми, Ганс…
— Не надо, Иоганн! — прервал его Клеменс.
— Он уже почти понял, — улыбнулась Марта.
— Ох, дети, дети! — вздохнул Клеменс, — Боюсь думать, но еще многие испытания ждут вас впереди.
— И борьба, — тихо сказала Марта.
— Ты моя дорогая, милая девочка! — поцеловав руку Марты, сказал Шлюстер. — Да, да, борьба. Борьба за народ, так ведь, Ганс?
Ганс кивнул.
Глава девятая. ЗАГОВОР
Из сообщений Клеменса концерну «Рамирес и Компания»
Очень важно.
А. Макс приводит следующие слова фюрера на совещании с генералитетом:
— Если война даже разразится на Западе, мы прежде всего займемся разгромом Польши. Я дам пропагандистский повод для начала войны. Не важно, будет он правдоподобен или нет. Я только боюсь, что в последнюю минуту какая-нибудь свинья предложит услуги для посредничества. Нам надо положить конец гегемонии Англии. Теперь, после того, как я провел политическую подготовку, расчищен путь для солдат… Я решил сокрушить Польшу… и отдал приказ безжалостно предавать смерти мужчин, женщин и детей польского происхождения…