Глава двадцать шестая. ДЕБЕТ, КРЕДИТ, САЛЬДО…
1
В ночь на первое мая гараж был вконец разрушен. Ничего больше не удерживало Антона в правительственном квартале. Отметив место, где эсэсовцы зарыли то, что осталось от Гитлера и Евы, Антон пошел домой. Он пробирался через развалины, часто выжидая, когда стихнет огонь. Осколок кирпича угодил ему в лицо, а совсем рядом с домом он наткнулся на проволочное заграждение и до крови расцарапал руку.
Когда он вошел в подвал, Клеменс-старший играл в шахматы с Шлюстером. Педро готовил суп из брюквы и картофельные оладьи. Клара, только что передавшая по радио сообщение, продиктованное Петером, штопала чулки и все посматривала на дверь: ждала Антона.
И вот он явился.
Лицо и рука кровоточили, мундир порван. Клара вскрикнула, Педро уронил сковороду. Антон хочет что-то сказать. Петер прервал его.
— Спокойно, спокойно! Ты до смерти напугал свою невесту, Антон. Педро, подними сковороду. Иоганн, быстро йод и бинты. Вон там, в шкафу налево. Налево, налево, развалина! А ты выглядишь заправским солдатом фюрера, Антон.
— Надо думать, он уже в аду, — сказал Антон после того, как Педро и Клара обмыли его лицо и перевязали руку.
— Как в аду? — в один голос спросили Петер и Шлюстер.
— Отравился.
— Когда?
— Позавчера во второй половине дня.
— Доигрался, сукин сын!
— Ну, сеньор Шлюстер, зачем же так? — насупился Педро. — О покойниках плохо не говорят.
— Это смотря по тому, какой он был, покойник, — заметила Клара.
— Все-таки.
— Может быть, ты всплакнешь, когда скончается каудильо Франко?
— Я буду молить Бога простить ему его прегрешения, — с благочестивым видом ответил Педро.
— Нет, нет, ты неисправим, Педро! — Шлюстер махнул рукой. — Уж эти мне католики! — И обратился к Антону: — Кто ж теперь рейхсканцлер?
— Был Геббельс. Гитлер назначил его перед своей смертью.
— Как был?
— Он и его жена тоже отравились. И отравили своих детей. Геббельс поставил рекорд не только в жестокости, лжи и демагогии. Иные германские канцлеры, худо-бедно, были у власти год, два. Геббельс не пробыл им и двадцати четырех часов.
— Завтрак готов, — оказал Педро.
— Ладно, дела делами, еда едой. К столу, Антон, к столу. Оладьи твои, Педро, товар стоящий.
— А кто достал картошку?
— Ты, ты, ты, знаем!
— Что ни говори, ведь и мы расчищали дорогу нашим, — сказал Антон.
— Расхвастался! — проворчал Клеменс, — Скажи-ка, точно ли ложились снаряды?
— Все там были поражены точностью попаданий.
— Вот видишь! Все-таки и старики на что-то годятся.
— Теперь и Ганс скоро вернется, — сказал Шлюстер.
— И мы устроим пир, — с тем же озорным огоньком в глазах вставил Клеменс. — Из брюквы и картофельной шелухи.
Кто-то шарил за дверью. Педро открыл ее. В проеме стоял генеральный директор концерна «Рамирес и Компания».
2
Это было так неожиданно, что все на миг замолчали.
Радебольт был в форме генерал-лейтенанта. Его сопровождали автоматчики. Один из них нес портфель, готовый лопнуть от содержимого.
— Ну и что? — сказал Радебольт. — Что вы уставились на меня?
Клара первая бросилась к нему, замерла на миг на его груди.
— Ну, ладно, ладно! — ласково проворчал Радебольт. — А ты, старина, — продолжал он, когда Клара, смущенная своим порывом, отошла от него, — совсем поседел.
— Вам бы на нашем месте! — Клеменс обнял и расцеловал Радебольта. — Иоганн, прошу познакомиться: генеральный директор концерна «Рамирес и Компания» товарищ Радебольт. Иоганн Шлюстер. Он же Младенец. К сожалению, не могу познакомить вас с его сыном, знаменитым Пловцом…
— Мы знакомы с ним по его сообщениям.
— К столу, к столу! — объявил Педро, подавая суп. — Прошу прощенья, сеньор Радебольт. Сегодня у нас вегетарианское меню.
— Отставить! — Радебольт открыл портфель и начал выкладывать на стол то, чем он был набит.
Водка! Настоящая «Московская»! Колбаса, сыр, хлеб! Черный ржаной хлеб, который Клеменсам лишь снился. Ощипанная курица, готовая к тому, чтобы немедленно быть положенной в кастрюлю.