Теперь, когда он решил остаться, Спенс занялся ею с такой тщательностью, что у нее перехватило дыхание. Его язык умопомрачительно ласкал ее рот, в то время как руки занимались ее телом.
Он поднял голову и стал наблюдать за тем, что происходило с ее грудями под шелковым лифчиком. Задыхавшаяся Джейн проследила за его взглядом. Ее соски набухли и болезненно ныли, требуя внимания. Он стал гладить пальцами их кончики, пока она не застонала, потом повторил то же самое ртом, пока шелк не промок и не смялся. Он подул на мокрые пятна, и она вздрогнула.
Спенс улыбнулся ей озорной улыбкой.
– Что, холодно? Давай-ка снимем с тебя эту промокшую одежду.
У нее из горла вырывались короткие всхлипывания. Куда подевалась ее холодная отстраненность? И где та откровенная скука, какую она нередко испытывала во время занятий сексом?
– Я больше не могу, – прошептала она, охваченная возбуждением. – Ты меня убиваешь.
С довольным рычанием он поднялся на колени и сдернул с нее последний шелковый лоскуток. Вдогонку полетели и его собственные трусы...
И началось восхождение к вершине. Она поднималась за ним все выше и выше, пока не потеряла всякий контроль над собой, и тут кружащийся вихрь подхватил ее и понес сквозь огни фейерверка. Она ощутила финальный толчок, когда он громко застонал и взорвался у нее внутри.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Спенсер проснулся с улыбкой на лице. Ладонь его правой руки обхватывала теплую полусферу груди Джейн. Впервые за многие месяцы он ощущал в душе покой. Ему хотелось снова погрузиться в тот невероятно эротический сон, который, как ему казалось, продолжался всю ночь.
Где-то поблизости послышался тихий вздох. Грудь пошевелилась, сосок пощекотал ему ладонь. Он открыл глаза и вспомнил.
Это был не сон. Это было больше похоже на ожившую фантазию. И чувствовал он себя словно спортсмен, который только что победил в троеборье.
И завоевал золотую медаль.
Скосив глаза на часы, Спенсер увидел, что пора вставать. Опершись на локоть, он не отказал себе в удовольствии понаблюдать за Джейн. Ее левая рука была откинута, и он смотрел на нее, заново переживая тот момент, когда она стянула с пальца обручальное кольцо.
Именно в тот момент его осенило.
Он любит ее.
Все-таки жаль, что она не поговорила с ним начистоту. Он был так уверен, что она скажет ему всю правду. Почему же не сказала?
Стараясь не разбудить Джейн, он быстро выскользнул из постели и оделся. Тихо прошел к письменному столу, взял лист гостиничной почтовой бумаги, ручку и написал: «Жду тебя завтракать в 7.30». Подумал, как подписать, и просто поставил свои инициалы.
Вернувшись к себе в номер, он долго стоял под горячим душем и смотрел сквозь клубы пара на белую плитку, пока горячие струи хлестали его тело. Ему не давала покоя мысль: зачем Джейн было нужно подкреплять одну ложь еще одной ложью?
Может, хотела выиграть время?
Вытираясь, он размышлял над тем, долго ли Джейн будет думать, прежде чем согласится выйти за него замуж. Сам он готов был жениться хоть сегодня. Он любит эту женщину и на этот раз будет хорошим мужем. Он улыбнулся про себя, представив, что женат на Джейн.
Хотя он спал не более двух часов, энергия переполняла его. Он побрился с особой тщательностью. Даже уложил волосы феном. Пока он занимался всем этим, он думал о том, с какой радостью будет завтракать вместе с Джейн и вновь переживать момент их триумфа в «Марсден Хольт». Да что там завтрак – он думал, с какой радостью проживет с Джейн всю жизнь.
В 7.25 Спенсер, насвистывая, вошел в кафе. Наслаждаясь первой чашкой кофе, он наблюдал за дверью. Спустя десять минут он посмотрел на часы и улыбнулся. Должно быть, он действительно измотал Джейн. Она никогда не опаздывала.
Часы показывали 7.45, когда она наконец села на стул напротив него.
Одного взгляда на ее лицо оказалось достаточно, чтобы забыть о той любовной чепухе, которую он собирался излить на нее. Ее лицо побледнело, лоб был нахмурен. И она не смотрела ему в глаза.
– Я сделал тебе больно? Он сказал первое, что пришло ему в голову. Ночь была такой фантастически бурной, что он сам мог слишком увлечься.
Бледные щеки Джейн вспыхнули румянцем, и она нервно оглянулась, словно боясь, что кто-то мог его подслушать.