Теперь он это ощущал.
Кримгильда стояла на сторожевой башне, находившейся в той части крепостной стены, которая защищала замок с востока. Был ранний вечер, и край солнечного диска уже почти касался горизонта.
Конечно, она знала, что ей не удастся увидеть войско брата. Даже при самом ясном небе можно было разглядеть только границу Рейнталя. Кримгильда видела реку, широкие поля, леса, а за спиной — Вормс, город своего королевства. Одинокое, пустое королевство… По крайней мере, оно казалось ей таким сейчас, когда Гунтер уехал воевать с Хъялмаром. И Зигфрид.
Как только Кримгильда подумала о нем, она тут же почувствовала укол в груди. Сейчас ей хотелось побежать за городские ворота, догнать войско и уговорить Зигфрида не совершать эту глупость. Принцесса немного поплакала, потом помолилась и стала размышлять о том, смогут ли героизм и честь оправдать победу в глазах Бога.
За ее спиной раздался тихий голос, и Кримгильда вздрогнула.
— Принцесса?..
Это была Эльза, бледная худая дочь Хагена, от странного взгляда которой у многих при дворе по коже бегали мурашки. Кримгильда поймала себя на мысли, что сердится на девушку за то, что она отвлекла ее, хотя это место не было уединенным.
— Чего ты хочешь?
Эльза вздрогнула, словно от удара плетки. Чувствительность девушки, несомненно, была полной противоположностью жестокосердия ее отца.
— Ничего… я… я просто хотела немного посмотреть на восток.
Кримгильде с трудом удалось заставить себя говорить с Эльзой, проявляя должную учтивость.
— Да, сейчас все королевство смотрит на восток.
Эльза поставила деревянную миску на каменную стену, но не притронулась к горячему супу.
Некоторое время они стояли молча.
— Ты можешь спокойно есть в моем присутствии, — после паузы произнесла Кримгильда. Прежде всего ей хотелось доказать самой себе, что она нормально относится к дочери Хагена.
— Это не для меня, — пробормотала Эльза таким тоном, словно ее короткий ответ все объяснял.
Обе девушки устремили взор в сторону горизонта, продолжая молчать, как будто им нужна была тишина, чтобы их души могли взывать к любимым. Одна — с темными как вороново крыло волосами и другая — светлая, как голубка, они стояли, объединенные общей печалью.
— Таков обычай твоих богов — приносить в жертву еду, чтобы снискать благословение для своей семьи? — поинтересовалась Кримгильда.
Вера в Валгаллу и древних богов во главе с Одином была чужда принцессе, хотя еще во времена ее деда христиан в Рейнтале разрывали на куски и бросали в реку.
— Это не обычай, — ответила Эльза. — Это выполнение данного обещания, которое никак не связано с моим отцом. Я знаю, что вы ненавидите моего отца за его черную душу и, наверное, когда смотрите на меня, всегда вспоминаете советника короля.
Это была правда. Принцесса настолько ненавидела Хагена, что любой, кто был ему близок, вызывал у нее физическое отвращение. Казалось, что само прикосновение одноглазого старика оставляло несмываемые пятна или распространяло смертельную болезнь. А Эльза не просто была ему близка — она его кровь и плоть, плод брака, само представление о котором вызывало у Кримгильды тошноту.
Это прозвучало очень откровенно. Более откровенно, чем могла позволить себе дочь уважаемого советника, девушка, жившая при дворе. Сперва Кримгильда подумала, что ей нужно бы возмутиться и поставить Эльзу на место, но она не смогла этого сделать, поддавшись искренности ее слов.
— Ты говоришь о черной душе родного отца?
Эльза опустила глаза.
— Истина может приносить боль, но это лучше, чем постоянное разочарование, которое испытываешь, отказываясь от истины.
— Мудрые слова для девушки… — задумчиво произнесла Кримгильда. — Сколько тебе лет? Шестнадцать? Семнадцать?
В глазах Эльзы блеснул огонек.
— Достаточно лет для истины — и достаточно лет для любви! — с неожиданной твердостью в голосе заявила она.
Кримгильда не удержалась и рассмеялась. Это был ее первый смех после того, как войска Бургундии выступили против Хъялмара. Принцесса не заметила, как ее сердце смягчилось.
— Ты говоришь так, будто находишься в суде. Если ты ищешь кого-то, кто пытается отобрать у тебя право на любовь, то не следует говорить об этом с человеком, который сам влюблен.
Эльза явно опешила от такой перемены в настроении Кримгильды.
— Так, значит… Так, значит, вы не корите меня за мое глупое сердце?
Принцесса снова посмотрела на горизонт.
— Сердце может быть глупым, но главное, что оно упрямо и искренне. До тех пор пока солдат, которому принадлежит твое сердце, несет свой меч ради твоей любви…
Она замерла, заметив краем глаза, что Эльза пристыженно опустила ресницы.
Возможно, принцессу ослепила любовь к Зигфриду, и поэтому только сейчас она поняла смысл слов Эльзы. В ее голове пронеслись воспоминания о событиях последних недель: нежные взоры, слова, пропущенные обеды и влюбленные вздохи.
— Ты что, любишь… Гернота?
Слезы были таким же ясным ответом, как и торопливые шаги Эльзы, которая удалилась, закрыв руками лицо.
Впервые после выступления войска в поход Кримгильда подумала не о собственных заботах. Эта девушка любит ее брата? Удивление быстро перешло в изумление, оттого что Кримгильда не сразу осознала этот само собой разумеющийся факт. Разве Гернот и Эльза не предназначены друг для друга? У Гернота была такая же нежная душа, как у Эльзы, и он, как и дочь советника, страдал от самоуправства отца. Они оба были мечтательны и, очевидно, нашли друг в друге недостающую половинку. Так же, как принцесса полюбила человека ниже своего сословия, Эльза полюбила человека намного выше себя по статусу.
И этот суп… Кримгильда никогда не видела такого простого и в то же время чистого знака любви.
Девушка еще долго стояла на сторожевой башне, пока наконец земля и небо не слились в черное полотно, накрывшее Бургундию. Наступила ночь.
— Зигфрид, — прошептала принцесса.
С неизбежностью приливов и отливов, смены дня и ночи, лета и зимы повстречались войска Дании и Ксантена с одной стороны и войска Бургундии с другой. Количество воинов трудно было подсчитать. Войска остановились недалеко друг от друга и разбили шатры. Между ними пролегло большое поле, земля которого когда-то впитала кровь Зигмунда и его солдат, но с тех пор уже давно поросла зеленой травой.
В воздухе повисло ожидание, неуверенность в том, кто и когда начнет действовать первым. Причины для войны, собственно, не было, поэтому ни одна из сторон не хотела давать повода для ее начала. Послы пересекали поле, сновали туда-сюда, чтобы короли могли обменяться посланиями. Гунтер заверял Хъялмара, что не собирается нападать на Данию. Хъялмар спрашивал, почему для мирного путешествия понадобилось десять тысяч мечей, и получил ответ: десять тысяч мечей против десяти тысяч мечей.
Зигфрид заметно нервничал. Видя столько солдат, нанятых Гунтером по его просьбе, он чувствовал, что его судьба в руках богов. Все, что он раньше делал в своей жизни, ему приходилось делать самому. Теперь же он зависел от силы войска, и это казалось ему слабостью, трусостью. Юношу изматывали сомнения, голова раскалывалась от бесконечных размышлений. Происходившие сейчас события были вызваны его действиями, и ответственность за последствия лежит исключительно на нем. Он рискнул, предприняв мощное военное наступление ради цели, которая, возможно, была всего лишь иллюзией, его фантазией. А что, если Ксантен забыл и предал династию Зигмунда? Будет ли он, Зигфрид, лучше Хъялмара, если завоюет свое королевство? Ксантен давал ему наследное право, но что он мог дать Ксантену? Слова Регина до сих пор звучали в его ушах: он был королем, который не знал собственной страны, королем, для которого его народ был далеким и незнакомым.
Зигфрид долго бродил между шатрами и кострами, потом съел немного мяса и выпил медовухи, но не присоединился ни к одной группе. Он не искал собеседников. Наконец он удалился от света огней и отвязал стоявшую в темноте лошадь.