— Ты ведь не был в ее комнате, правда? — прошептала она внезапно осевшим, каким-то чужим голосом.
Когда Зигфрид, помедлив, кивнул головой, ей показалось, что ее разрезали мечом от горла до пупка.
— Скажи мне, что ты не был сегодня ночью в ее комнате! — с вызовом воскликнула Кримгильда.
Голос Зигфрида надломился:
— Ты хочешь услышать ложь и вызвать чуму, которая разрушит нашу жизнь?
Отвращение Кримгильды было слишком велико, чтобы она смогла найти в своем сердце хоть каплю понимания.
— Ты спал с Брюнгильдой?!
Зигфрид взглянул на нее красными от слез глазами.
— Нет! Никогда! Я держал ее, в то время как… Гунтер… Его соучастие в этом преступлении было не менее гнусным, чем поступок короля, и он замолчал, чувствуя отвращение к самому себе.
— Вон из моей комнаты, — сдавленно произнесла Кримгильда.
Ее муж и король понимал, почему она не желает видеть его рядом с собой, но в то же время ему так хотелось получить ее прощение…
— Любимая, но я думал, что это все… ради нас.
— Пошел вон, пока я не смогу свыкнуться с мыслью, что мой возлюбленный с моим собственным братом изнасиловали женщину в нашу брачную ночь. Если этот момент никогда не настанет, то тебе придется жить с этим.
— Что же мне делать?
В ее глазах не было даже намека на любовь.
— Иди спать со свиньями. Сегодня, мне кажется, ты больше похож на них, чем на человека.
Зигфрид уныло встал и поплелся к двери.
— Когда рассветет, — напоследок бросила Кримгильда, — начинай готовиться к отъезду в Ксантен. Я не останусь в этих стенах ни минутой дольше, чем будет продолжаться погрузка багажа.
Зигфрид ошибался. Сказанное отравляло воздух при дворе Бургундии точно так же, как и несказанное. Хотя свадьба должна была оставить после себя радостное ощущение, солнечные лучи казались тусклыми, а в замке царила подавленная тишина, пронизанная ненавистью.
— А ты уверен, что вы должны уезжать через пару дней? — спросил Гунтер, хотя заранее знал ответ Зигфрида.
Король Бургундии сидел на троне, нервно постукивая кончиками пальцев по подлокотнику.
Король Ксантена кивнул:
— Так хочет Кримгильда. К тому же ты сам говорил, что королевствам нужны короли. Пройдут многие годы, прежде чем заживут раны, нанесенные Ксантену и Дании Хъялмаром.
— Ты ведь не рассказал моей сестре о том, что произошло прошлой ночью, правда? — недоверчиво глядя на друга, спросил Гунтер.
Зигфрид покачал головой:
— Нет, но Кримгильда обладает таким умом, который я всегда мечтал видеть в своей жене. Твоя сестра не знает, что произошло, однако она понимает, что это было что-то ужасное.
— Ужасное? — прошептал король. — Что ужасного сделал супруг, который потребовал любви своей супруги в брачную ночь? Ужасно то, что мне пришлось брать силой принадлежащее мне по праву…
Зигфрид не ответил ему, понимая, что эти слова произнесены лишь для успокоения совести Гунтера. Король, несомненно, понимал, насколько чудовищным был его поступок, и его оскверненная душа корчилась в муках.
От каменного пола взлетело эхо шагов, и в комнату, гордо выпрямив спину, вошла королева Бургундии. Подойдя к Гунтеру, она села на трон по правую руку короля.
Он неуверенно кивнул и попытался заглянуть ей в глаза, но она смотрела в никуда. В пустоту.
— Моя королева?
Брюнгильда протянула ему документы.
— Хотя народ признает наше право на праздничный отдых, мне представляется необходимым уже сегодня приняться за разрешение повседневных проблем государства. Я осведомилась в канцелярии по поводу данных списков и позаимствовала там эти документы. Речь идет о территориальных спорах, устаревших законах и приеме на работу советников, необходимых для создания правительства Исландии и Бургундии.
Гунтер опешил от официальности тона Брюнгильды и ее настойчивого желания править страной, но в то же время почувствовал облегчение, потому что сейчас он должен был заняться вещами, в которых хорошо разбирался. Его не удивляло, что королева скрывает свои чувства, поскольку он понимал, что они были не из приятных. Гунтер верил, что со временем ярость Брюнгильды поутихнет, потеряв свою остроту, как меч, ржавеющий под дождем, и не собирался усложнять этот процесс выяснением отношений.
Королева, помедлив, взглянула на Зигфрида:
— Нас несколько огорчает то, что вы, по слухам, вскоре собираетесь уезжать. Зная мнение моего супруга, я хочу высказать вам свои искренние пожелания и пригласить вас для дальнейшего общения. Король и королева Ксантена и Дании — всегда желанные гости при нашем дворе.
Короткий кивок Гунтера сделал это предложение официальным, и Зигфрид, склонив голову, принял его.
— Наши королевства всегда будут связаны дружбой, и если того потребуют дела государства или какое-то торжество, ждите наших кораблей в вашей гавани. Мне даже не нужно спрашивать Кримгильду, ведь я знаю, что это предложение исходит и от нее тоже.
— Вам все же следовало бы спросить вашу жену, — заметила Брюнгильда. — Любая супруга предпочла бы, чтобы муж поинтересовался ее мнением, прежде чем принять какое-либо решение.
Она даже не взглянула на Гунтера, которому были адресованы эти слова, но Зигфрид понял их скрытый смысл и предпочел удалиться, дабы не вызывать своим присутствием дальнейших ссор.
— Пойду посмотрю, не нужна ли Кримгильде моя помощь в сборах, — сказал он и почтительно склонил голову.
Зигфрид вышел из тронного зала, но напряжение, витавшее в воздухе, не исчезло. Делая вид, что он читает документы, принесенные Брюнгильдой, Гунтер тихо пробормотал:
— Как я вижу, ты чувствуешь себя нормально.
Брюнгильда, углубившись в документы, ответила с подчеркнутым равнодушием:
— Ты победил меня, и, кроме воительницы Брюнгильды, тебе теперь принадлежит и женщина Брюнгильда. Я не буду ждать тебя в постели с радостью, но все же соглашусь с тобой спать.
Конечно, это не было идеальным выходом, но Гунтер почувствовал себя намного спокойнее.
— Послушай… — запинаясь, произнес он. — На самом деле я совсем не такой…
Она взглянула на него спокойно, почти дружелюбно.
— Я в этом уверена. Но если ты когда-нибудь еще раз попытаешься причинить мне вред, прольется кровь. Если я не смогу лишить жизни тебя, то умру сама.
После этого, не сказав больше ни слова, королева вернулась к своей работе.
— Такое ощущение, будто я не могу спокойно разговаривать в собственном замке! — выругался Гунтер, ударив кулаком по дереву с такой силой, что посыпалась кора.
Хаген, напротив, был спокоен. Его левая рука, как всегда, лежала на рукояти меча.
— И поэтому мы должны встречаться здесь как заговорщики? Неужели в своем доме король — нежеланный гость?
Они стояли на небольшом холме к северу от замка, привязав лошадей к веткам деревьев.
— Все дело в Зигфриде, только в Зигфриде, — прорычал Гунтер. — Эта языческая магия возвышает бывшего кузнеца над всеми, и одно-единственное слово из его уст может уничтожить меня в любой момент.
— Вы имеете в виду то, что его рука вела вас на Поле Огня и Льда? — спросил Хаген и, увидев изумленный взгляд Гунтера, добавил: — В мои обязанности входит забота о вашем благополучии…
— Для человека с одним глазом ты видишь больше, чем можно было бы ожидать, — с невольным уважением сказал Гунтер.
— Возможно, я просто внимательнее наблюдал за битвой, чем все остальные, — продолжил Хаген. — Неважно, что совершил Зигфрид. Победа в Исландии — это ваша победа, и слово Зигфрида не будет весить больше, чем слово короля Бургундии. Я в любой момент могу поклясться, что во время поединка не упускал короля Ксантена из поля зрения даже на минуту.
Гунтер положил руку ему на плечо.
— Мой добрый старый Хаген, твоя верность — это единственное, что не зависит ни от времени, ни от ситуации. Но если бы речь шла только о том дне в Исландии, моя забота была бы не столь велика. Я намного больше в долгу у Зигфрида.