— Ребята, мне страшно, — сказала Мистраль, нервно сжимая руки.
— Мы всегда можем передумать, — ответила Электра. — И потом, мы не обязаны его открывать.
Кожаный чемоданчик лежал на полу, накрытый старой белой простыней.
Их взгляды поблескивали в темноте.
— Я предлагаю продолжить, — громко заметил Шенг.
— Я согласен, — отозвался Харви.
— Это может быть опасно, — срывающимся голосом прибавила Мистраль. — И потом… Того мужчину убили.
— Может быть, из-за этого чемодана, — заметила Электра.
— Его преследовали. Ему было страшно. Он сказал, что все началось.
— Не очень-то удачное начало, по-моему…
— И он повторял «двадцать девять». Это день нашего рождения.
— Помните, вчера было двадцать девятое декабря, — сказал Шенг, кусая ногти.
Свет ламп под потолком неожиданно стал мигать, а затем погас.
— Ты и эти хочешь погасить, Шенг? — поддел его Харви.
— Я здесь ни при чем! — ответил он, потупив взор.
— Правда? Значит, мне все приснилось?
— Шенг прав, — вмешалась Электра. Свет появился, лампочки в подвале снова стали яркими. — Мы сейчас под дорогой, и лампочки гаснут каждый раз, когда проходит грузовик.
— Понял? — сказал Шенг.
— А потом, вчера… — продолжила Электра. — Думаю, это я виновата.
Она провела пальцем по простыне, под которой был спрятан чемоданчик, и постаралась улыбнуться.
— Будет лучше, если я скажу вам это. Такое случается не в первый раз. Но никогда не было так сильно, как вчера вечером.
Мистраль с сочувствием посмотрела на нее.
Харви лег на спину, опираясь на локти.
— Извини, что случается?
— Погасить лампочки… я даже не прикасаюсь к ним.
— Хао! — воскликнул Шенг.
— А как ты это делаешь?
— Не знаю. Иногда я чувствую себя… Как-то странно. Как будто я заряжена… Смейтесь, если хотите, но, когда я так себя чувствую, даже компьютеры зависают…
— Распространяешь вирусы? — ехидно поинтересовался Шенг.
— Нет. Мне кажется, я блокирую электрическую сеть. Иногда мне достаточно пройти мимо принтера, чтобы он зажевал бумагу, или мимо включенного экрана, и сразу сгорает несколько пикселей. И… из-за меня портятся зеркала. — Электра продолжила свой рассказ. — Когда я пользуюсь ими, они становятся тусклыми, не прозрачными и меньше отражают. Не знаю, как это объяснить, но это так.
— А что случилось с тобой вчера?
— Я почувствовала себя заряженной, когда мы стали говорить о наших днях рождения. Мне стало душно, невозможно было дышать, тогда я прикоснулась к Шенгу, и…
— А у меня в руках была лампа… — пояснил Шенг для остальных.
— Ты передала ему всю свою энергию… — предположила Мистраль. — И лампа взорвалась!
В подвале воцарилась тишина.
— Примерно так и было, — смущенно добавила Электра.
— Никогда ничего подобного не слышал, — сказал Харви. — В любом случае, это не имеет никакого отношения к чемодану.
— Если честно, я и потом это чувствовала, — призналась Электра. — На мосту, когда мы встретили того человека. Мне было жарко. Та же самая энергия.
— А сейчас?
Девочка покачала головой:
— Нет. По-моему, все нормально.
— Что мы будем делать? Мы его откроем? — нетерпеливо спросил Шенг.
— А после того как откроем?.. — поинтересовался Харви.
Шенг любопытно и испуганно коснулся чемодана и предложил:
— Посмотрим, что внутри.
— А потом?
— Потом сохраним это в тайне, поклянемся никому ничего не рассказывать.
— А может, отнести его в полицию и забыть обо всем этом? — предложил Харви.
Электра вспомнила те слова, которые мужчина прокричал под снегом. Она громко повторила их:
— Все началось.
— За чемоданом никто не придет, — сказал Шенг. — Тем более стоит посмотреть, что там внутри.
— Это будет наш секрет.
— Как хотите.
— Кто его откроет?
Харви, Шенг и Мистраль посмотрели на Электру.
Она кивнула, подошла к чемодану и протянула руки к позолоченному замку.
Раздался щелчок.
Бледный свет солнца проник в небольшой дворик. Снег, нападавший за ночь, лежал около бордюров.
Беатриче нервно ходила туда-сюда, поскрипывая зелеными сапогами.
Одиннадцать часов.
Она не спала.
Она всю ночь просидела с включенным ночником, листая старые фотографии из счастливого прошлого. Того прошлого, когда она еще жила с младшей сестрой. Ей не удалось уснуть: каждый раз, когда она закрывала глаза, перед ней вставал Якоб Малер со своей скрипкой. Она снова погружалась в темноту Тибра. Темнота и неизвестность. Неизвестный мужчина. Ей все еще слышались его последние слова.