– Ну, как сегодня полеты? – на ходу спросил Герман.
– Пока нить во сне, – отмахнулся тот. – Слушай, за что Заховай Коперника арестовал?
– Придрался к документам…
– Да я его два года знаю! Нормальный мужик!
– Пошел он… Мне не понравился.
– Ты читал, как он описал мою атаку? И вообще молодец, собрал все случаи!.. А ты куда сейчас?
– На почту, от матушки посылка пришла.
– Я с тобой! Потом идем Коперника выручать! Сначала к Ужнину, потом в округ позвоним.
– Не пойду, – обронил Шабанов. – Говорю же, рожа его не нравится.
– Ну как хочешь, я тогда сам!.. Ты вернулся, значит? Ну и что, порядок? Без приключений? Ничего за собой не заметил?
– А что я должен заметить?
– Помнишь, говорил: она должна объявиться, показаться…
– Лучше расскажи, как полетал сегодня.
– Опять никак!
– Ладно, я же видел, катался по полосе с распущенным хвостом…
– А только и получается, что хвост распускать! – засмеялся он, и Шабанов лишь сейчас понял, что кадет пьян. – То педали колом, то ручка не идет, то чудится – пожар на борту. Включаю торможение… Три раза сегодня хвост распускал, один раз чуть с копылков не слетел, за полосу выкатился. Пинков от зама наполучал – бока ноют!
– Завтра от Ужнина получишь!
– Да мне наплевать, Катерина ручкой погладит в все снимет! – кадет вдруг остановил его на крыльце почты. – Слушай – я же вчера ее избил. И теперь домой появляться…
– Избил?..
– Ну!.. С ней невозможно по городку ходить Идет и всем улыбается!.. Бывшую жену мою встретили – улыбается! А мужиков так ни одного не пропустит! Оказывается, я такой ревнивый!
– Она не улыбается, – заступился Шабанов, выглядывая в окнах почты, есть ли народ. – У нее строение лица такое…
– Рассказывай! Будто я не знаю!.. В том-то и дело! У меня дела не идут, взлететь не могу – она улыбается!.. Ну, разозлился вчера и дал, как следует. С какими глазами теперь идти?..
– Посылку получим – пойдем ко мне, – Герман открыл дверь.
Магуль оказалась на месте, ее пальчики в окошке считали деньги: недавно давали зарплату, целый день принимала переводы… Шабанов снял газету с букета и просунув руку, положил букет перед ней, прямо на купюры. Она угадала, кто это, и когда высунулась в амбразуру, еще не успела скрыть своих чувств – удивления и восторга, но тут же совладала с собой, и опять превратилась в непроницаемую восточную женщину. Не виделись они с того самого момента, когда Магуль прибежала в ППН отбивать его от своих братьев.
Он хотел начать покаяние, подыскивал слова, однако кавказская невеста опередила:
– Ты за посылкой пришел, да?..
– Мне ужасно пхашароп, но выходит так, – признался Шабанов и положил извещение.
Через полминуты она вынесла со склада объемный почтовый мешок, поставила на весы и подала бумагу.
– Заполни там, хорошо?
Она не сердилась, не обижалась и никак не показывала своей разочарованности, что он не исполнил обещания, вероятно, знала, как это трудно – добыть тигровую шкуру.
– Я сейчас угощу тебя сыром! – подбодрил он себя. – Моя матушка делает домашний сыр с перцем! Почти как на Кавказе! Дай что-нибудь вскрыть!
– Очень хочу попробовать сыра, – сказала она, подавая ножницы.
– И я хочу! – в затылок дыхнул кадет. – Сегодня три стакана замахнул без закуски. Голодный – умираю! А домой идти, в семейный рай – грехи не пускают…
Шабанов вонзил ножницы в мешок и стал его разрезать. Когда-то, в пору дефицита всего, матушка купила несколько метров вафельных неразрезанных. полотенец и года три подряд зашивала в них посылки. Ткань поддавалась плохо, особенно на птах.
Магуль посмотрела на это и сказала:
– Нельзя так резать, Герман. Там упакована одежда. Ты испортишь ее. Дай я сама.
Он отдал ножницы, сел за стол заполнять сопроводительную бумагу, и тут в дверях очутился вездесущий и всевидящий Заховай – выследил, гад! Жуков сделал вид, что помогает вскрывать посылку, дышал в сторону, но получалось, на Магуль…
Особист присел рядом, взял бланк перевода.
– Я предупреждал, – прогнусавил в нос. – Тебе не следует ходить на почту. Тем более сейчас, на новой должности…
– От матушки посылку получил! – громко сказал Герман. – Вон, пожалуйста…
– В следующий раз отправляй подчиненных…
– Герман? – вдруг позвала Магуль. – Что это, Герман?..
Товарищ Жуков спускал вниз разрезанный мешок – из него выливался, вытекал красно-полосатый мех…
– А где сыр? – спросил кадет.
– Герман! – крикнула Магуль и, словно оленица, с места перемахнула стол с весами и барьер. – Герман! Неужели?!. Герман!
На глазах ошарашенного Заховая обняла Шабанова, стала целовать его, потом встала на колени, подняла к нему лицо.
– Мне стыдно, Герман. Пхашароп! Это мне тигровая шкура?..
– Яти-схвати! – заругался товарищ Жуков. – Меха тебе, а где мне сыр?..
Он встряхнул шкуру и из нее со стуком вылетела на пол «Принцесса». Настоящая, в обмазке, с разъемом и «глазом» на собранном кабеле. Шабанов в это время поднимал Магуль, но так и застыл на месте, потом встал сам на колени, осторожно взял в руки прибор.
– Откуда… посылка? – Заховай уронил ручку.
– От матушки, – он умело выщелкнул кольцо и осторожно всунул в него безымянный палец.
– Это… что? Что это? – спрашивал Заховай, поднимаясь из-за стола, хотя уже видел и знал, что…
– Принцесса. – Шабанов выдернул кольцо. – Мне прислали, для моего самолета…
– Ты что… делаешь? – особист смело пошел на него, хотя знал, что он делает.
– Она не взрывается, – объяснил Герман и вытащил из-под кольца проволоку, скрученную в спираль. – Не взрывается и пахнет горячим хлебом… На, понюхай?
– Зачем ты… выдернул кольцо?!
– Это для меня кольцо! Кольцо моей принцессы…
– Сейчас рванет!..
– Не должна, – ласково сказал Шабанов, поглаживая обмазку «Принцессы». – Не веришь – считай.
На счет пятьдесят не рванет, значит у нас есть будущее.
Магуль дотянулась до тигровой шкуры на полу и прикоснулась к меху кончиками пальцев. Тем временем кадет обшаривал углы пустого мешка…
Россошинские увалы, 2000 г.