8. Риторнель и антиматерия
Банкетный стол представлял собой полое двенадцатигранное «кольцо». Теоретически Андрек знал, что двенадцать сторон представляют «волшебные» числа Алеа, и кольцо было символом Риторнеля. Как и большинство правительственных компромиссов, это никого не радовало и фактически бесило его предполагаемых бенефициаров. Тем не менее, совет ужинал здесь каждый вечер, и каждый советник приглашал таких помощников, которые могли быть полезными в завершении делового дня всей галактики. Андрек много раз присоединялся к группе за прошедшие месяцы. Обычно присутствовали выдающиеся посетители из других звездных систем Домашней Галактики (если позволяли их размер, форма и система пищеварения), а иногда даже гости от одной из других галактик, которые формировали Кластер Узла. На самом деле (как вспоминал Андрек) в книге мифов рассказывалось, что подобные посетители завезли религии Алеа и Риторнеля в Горис-Кард из галактик Узла много веков назад, задолго до великих войн с Террором.
Когда он сел, то обменялся приветствиями с гостями с обеих сторон: с Фаерой – жрицей Риторнеля, которую он немного знал, и конечно, с Аджяном Вэнгом, знакомым, к настоящему времени беспокоящим его лицом из кругов Большого Дома. В то время как подавалось первое блюдо, Андрек огляделся вокруг стола, начиная с Аматар, которая сидела справа приблизительно на одну треть окружности стола. Она свободно беседовала с двумя красивыми молодыми священниками - Алеанином справа от нее и мужчиной Риторнеля слева от нее. Андрек подавил хмурый взгляд и даже не потрудился посмотреть на панель перед собой, на которой были указаны имена для разговора. Повернувшись налево, он снова взглянул на отца Аматар – Оберона Дельфьери, который серьезно разговаривал с физиком - Риторнеллианцем самого высокого класса, о чем свидетельствовал блестящий золотой галун на его блузе. Кедрис стоял рядом с ученым, заканчивая кушать фруктовый салат. На свой вечерний костюм он надел шелковый передник, специально разработанный Аматар.
Андрек снова посмотрел на Оберона. Этот человек очаровал его.
Оберон, последний из рода Дельфьери, несмотря на то, что был человеком среднего роста, был доминирующей фигурой. Он рассматривал каждый дюйм человека, предки которого управляли Лигой в течение многих веков и сделали неизбежным поражение Террора. Его черные глаза смотрели с лица, которое казалось отлитым из бронзы. Величавый эффект был усилен, а не омрачен (подумал Андрек), широким шрамом, идущим от его лба, вниз по левой щеке, вдоль его шеи, чтобы исчезнуть под гибкой синей тканью его куртки. Когда великий человек двигался в своем кресле, под его курткой время от времени обрисовывался какой-то пояс, твердый и жесткий. До Андрека доходили различные слухи об этом поясе. Некоторые говорили, что это был бронежилет; другие настаивали, что грудь Оберона была раздавлена в ужасном взрыве в его юности, и что пояс, фактически, был заменой грудной клетки.
Андрек осознал, что Фаера говорила с ним. —... демонстрация фундаментальной теории... антивещество... урсекта... присутствовать...?
Он повернулся, чтобы глупо посмотреть на нее. — Демонстрация, сестра? О. Да, конечно. С нетерпением ожидаю ее.
Жрица пристально посмотрела на Кедриса. — Поразительный человек, не так ли?
— «Человек»? — подумал Андрек, следуя за ее глазами на юного кентавра. Он спросил вежливо: — Вы находитесь в штате Кедриса?
— Просто пара дополнительных рук, — ответила жрица. — Я убеждаюсь, что оборудование настроено и работает должным образом. После этого остается только нажать на нужные кнопки.
Андрек сделал глоток вина. — Я уверен, что вы делаете больше, чем это. Он понял, что жрица все еще уставилась на Кедриса. Он тайком посмотрел на ее лицо. Ее губы были полуоткрыты, и щеки вспыхнули. Она пробормотала: — Это развлекает вас, Дон Андрек?
— Мои извинения, сестра, — сказал он застенчиво.
— Нет необходимости. Жрица криво улыбнулась ему. — До того, как я стала жрицей, я была женщиной. Возможно, я все еще больше женщина, чем нужно для меня или Храма. Она добавила, не пытаясь обороняться: — Генетика также изучает его, знаете ли. Прямо сейчас у них идет большой спор о величине его IQ, о том, что он более пятисот или более шестисот.
— И как это объясняют, в любом случае? — спросил Андрек любопытно.
— Это - комбинация руки, копыта и крыла. Гоминид, как вы знаете, развил свою мозговую сложность как кибернетическую обратную связь ловкости его рук. Если вы добавляете крылья и другую пару ног, вы более чем в три раза увеличиваете извилины мозга. Невероятное существо. Она вздохнула. — Если я когда-нибудь останусь на пустынной планете, я хотела бы быть с Кедрисом. С его менталитетом он может легко воссоздать всю цивилизацию. И все же, кто он? Просто испорченный любимый сибаритского суда.
Только теперь Андрек понял, что Вэнг говорил, говорил через него с Фаерой. — Я уверен, что вы понимаете, — говорил Алеанин с размеренной злобой, — что ваш знаменитый Кедрис никого не впечатляет. Человек злобно воткнул нож в свой кусок мяса. — В просвещенных кругах его считают мошенником.
Андрек снова ощутил себя размышляющим относительно назначения Вэнга и его цели в Большом Доме. У некоторых из этих святых людей были странные специальности. В его карьере он встречал церковных юристов, врачей, ученых, пропагандистов, и даже одного высококвалифицированного убийцу. Лицо монаха отражало твердое, холодное целеустремление. У нас есть что-то общее, подумал Андрек. У него, как и у меня, есть единственная цель. Моя цель - мой поиск Омира. Интересно, какая цель у него? Что бы то ни было, я бы не хотел встать у него на пути, который, оказывается именно там, где я. Он вздохнул. Здесь мы снова вместе. Мне нужно поговорить с сидящим хозяином. Только сейчас, я не хотел бы сидеть между двумя святыми людьми противоположных полярностей. Но, конечно, это невозможно. Меня намеренно посадили между ними, потому что Алеа и Риторнель не будут сидеть вместе. Он мягко спросил: — Значит, вы чувствуете, Брат Вэнг, что Кедрис не внес весомого вклада в космическую механику?
— Возможно, несколько, — неохотно признал Алеанин. — Но это вряд ли имеет значение.
— Какой в этом смысл, Брат? — потребовала жрица.
— Это просто, — ответил Алеанин. — Он восхваляет Риторнель, тогда как по праву это всё благодаря Алеа. Все, что ваш Кедрис разработал, это только продукт случайности, а не замысла. Поэтому он продвинулся в науке только в той мере, в какой дала ему Алеа. Вся суть в Алеа!
Андрек долгое время держал в тайне подозрение, что каждый храм существует исключительно с целью несогласия с другим. Ему казалось, что всякий раз, когда один храм объявляет о новом аспекте учения, другой, который до этого не задумывался и не беспокоился, в одночасье создает шумное опровержение, показывая не только грубые ошибки нового учения, но и доказывая, что это предложение в первую очередь было украдено у них.
Углом своего глаза он увидел, что жрица пьет вино со смертельным спокойствием.
— Это, — поспешно сказал Андрек, — затрагивает очень больной и спорный момент. Означает ли это, что Риторнель через свой грандиозный план контролирует игральную чашу Алеа; или, скорее, Алеа, благодаря случайному повторению случайных событий, обманывает нас, заставляя думать, что мы участвуем в предопределенном эталоне? Возможно, сегодня мы отложим в сторону этот великий вопрос и довольствуемся признанием того, что он действительно существует. Он хладнокровно добавил: — Кроме того, может быть, вы оба не правы?
— Как это может быть? — потребовал Алеанин подозрительно. — С Риторнелем рождаются тысячи цивилизаций, процветают и умирают, за исключением одной. Эта одна живет, чтобы воссоздать следующую тысячу. Приверженцы Риторнеля видят повторяющийся, преднамеренный выбор Богом одной из тысяч возможных форм жизни, такой, что она должна выстоять и выжить, когда ее девятьсот девяносто девять соседних культур мертвы, чтобы самой стать родителем следующей процветающей тысячи культур. Проект Бога определяет курс всей жизни во вселенной и полностью, заранее обдуман. Алеа, с другой стороны, является апофеозом случайностей. И все же, когда случай воздействует на очень крупный масштаб, результат больше не шанс, но статистическая неизбежность. Например, «температура» одной молекулы полностью случайна и определяется просто ее скоростью в данный момент. Но температура общего объема воздуха вполне предсказуема, потому, что определяется средней скоростью миллиардов молекул. Таким образом, случайная вероятность Алеа, действующая в космическом масштабе, неразличимо сливается с определенной предсказуемой способностью Риторнеля. Разве не возможно, что существует преобладающая воля, которая контролирует как шанс, так и шаблон - навязчивые даже самые маленькие, а также самые большие вещи? Что управляет микроскопической нитью нуклеиновой кислоты, а также Вселенной в повторяющихся мирах? Разве не может быть, что крошечная клетка и огромная Вселенная неразрывно переплетены, что каждая требует и воспитывает другую?