Швейцар криво улыбнулся ему и взял деньги с поклоном. — Вторая комната сзади. Джимми поблагодарил его, морально подготовился и вошел.
Внутри была странная размытая смесь звуков, запахов, дыма и смеха. Небольшая группа, в основном женщины, смотрела на экран визора. Даже без объяснения диктора Джимми сразу понял, что это такое. Горящий Террор. Все это транслировалось с единственного спутника Террора, вместе со звуком. Можно было услышать низкий жуткий стон пламени и шипение пара, поднимающегося в отвратительных облаках от кипящих морей. Вся жизнь, конечно, надолго исчезла. Диктор говорил: — Жернова правосудия мелют медленно, но они мелют более тонко. И какова будет судьба этого страшного мира? Когда пожары достаточно утихнут, к железному ядру будет пробурена большая шахта, и туда будут помещены взрывчатые вещества. Террор будет отбуксирован далеко внутрь Узла и там разорван на кусочки - вечный урок для тирании...
Джимми подошел. Конечно же, Омир был там, прямо посередине. Джимми нахмурился. Иногда было трудно забрать Омира от женщин. Джимми не нравились женщины. У него было очень смутное воспоминание о его матери, которая умерла, когда он был очень маленьким. Но он был уверен, что она не имела ничего общего с этими созданиями.
И теперь одна из них заметила его. Она хлопнула Омира по плечу и резко окликнула. — Эй, малыш! Присоединяйся к нам, малыш!
Его брат повернулся на вращающемся табурете и посмотрел на него.
— Привет, Джим-мальчик. Секретная усмешка, известная только Джимми, распространялась через юное лицо. Каждый раз, когда Омир так делал, сердце мальчика начинало колотиться. Не имело значения, что лицо было преждевременно покрыто морщинами и отвратительно светилось под тусклыми синими потолочными светильниками. Это было самое красивое лицо в мире. Но теперь к делу. Джимми сказал категорично: — Тебе необходимо подготовиться к генеральной репетиции коронации сегодня днем в Большом Доме.
Омир вздохнул. — Еще одна ночь, убитая ледяной гранью невинности. Да, коронация. Он сделал глоток из своего стакана, затем неуклюже поставил его на «струну», где он чуть не опрокинулся. — Логика. Когда все остальное терпит неудачу, он отступает в логику. Логика не имеет смысла. Если ты продолжишь, дорогой младший брат, мы передадим тебя адвокатам. Репетиции? Почему я должен волноваться о репетициях? Пока я здесь, работая пальцами до костей, где выдающийся предмет моей новой эпопеи? Я тебе скажу. Оберон находится на охоте, отлично проводя время. Разве он волнуется по поводу репетиций?
Джимми протиснулся поближе и взял Омира за рукав. — Какое это имеет отношение к тебе? Оберон - Магистр. Он может делать все, что угодно. Его голос становился тревожным. — Но перед репетицией тебе нужно отдохнуть.
У Омира, казалось, ответ был уже готов. Он начал напевать. — Если ты заставишь меня лечь спать, то я пущу пулю в голову. Возможно, две, если ты настаиваешь. Трех, должно быть, будет достаточно.
Джимми усмехнулся. Это означало, что его брат пойдет спокойно. Он собирался помочь Омиру спуститься с барного сиденья, когда кто-то спросил позади него: — Кто ваш молодой друг, мистер Андрек?
Джимми повернулся и посмотрел с любопытством на говорящего. Мужчина, если бы его можно было так назвать, явно не был уроженцем Горис-Карда. Джимми никогда прежде в его жизни не видел никого, похожего на него. Он был одет в бледно-синие одежды Большого Дома, и на каждом отвороте были восьмирукие паукообразные знаки отличия, которые указали на его профессию. Он был врачом. На каждой руке была белая перчатка. Его голова и шея были покрыты синим капюшоном. Джимми подумал на мгновение, что капюшон покрыл даже его глаза, пока глаза не моргнули. Только тогда он заметил, что в капюшоне было два отверстия для глаз. И каких глаз! Казалось, что они мерцают странным, синим излучением, будто освещенным изнутри черепа. Джимми вздрогнул.
Но Омир просто рассмеялся. — Доктор, — сказал он, — это - мой брат Джеймс.
Руки доктора в перчатках схватили друг друга, чтобы образовать круг, по образу Риторнеллианцев, и он поклонился. — Мы едины в Риторнеле, — пробормотал он.
— С Риторнелем мы вернемся, — ответил Джимми вежливо.
Все это, казалось, сильно забавляло Омира. — Ты должен быть осторожен с доктором. Он действительно верит в Риторнель. Можно подумать, он изобрел все это.
Голубые огни в глазах врача, казалось, вибрировали. — Каждый человек обязан сформулировать своих собственных богов, — сказал он мрачно. И затем, пока он живет, следовать до конца. Только тогда он может принять серые одеяния пилигрима, для последнего путешествия, для своей награды и своего избавления. Только тогда он сможет принять смерть.
— Не пугайся, Джим – мальчик, — сказал Омир со слабой ехидцей. — Хороший доктор не совсем готов умереть. Он ожидает Знака.
— Знака? — спросил озадаченный Джимми.
— Лауреат с юмором скрывает правду, — сказал доктор. — Тем не менее, клянусь моей бородой, это правда. Я жду Знака. Двенадцать Галактик будут доведены до конца Омегой Риторнеля. И все же Риторнель постановляет, что конец - это только начало новой жизни. Для этой новой жизни, должна быть спасена пара - мужчина и женщина – лучшая часть созидания. И для них должна быть спасена планета, чтобы быть их домом, для них и их потомков. Все это произойдет, когда мы увидим Знак.
— И каков этот Знак? — спросил Джимми с любопытством.
— Женщина, — сказал доктор. — Так записано. Девственница, рожденная мужчиной. Дочь без матери. Бледный синий свет, казалось, врезался в голову Джимми. Джимми почувствовал, как волосы на его затылке поднимаются. Ему это не понравилось. И, конечно, он не понимал этого. Он сделал шаг назад.
Омир пришел на помощь. Он искусно зевнул и неуверенно начал вставать. — Так много для Риторнеля. Давайте выберемся из этого логова религии, прежде чем столкнемся с Алеа.
Джимми вмешался, чтобы помочь ему, но доктор уже был там.
— Позвольте мне.
Джимми колебался, но он был беспомощен. Вместе они помогли Омиру спуститься со стула, а затем они, втроем пробрались через переполненные комнаты и вышли на улицу.
Здесь у Омира произошел сильный приступ кашля. Джимми отчистил слюну с блузы своего брата. Она была испещрена кровью. Доктор, молча, стоял в стороне. Омир, казалось, читал его мысли. — Давай, возвратимся домой, Джим - мальчик. Всё не так уж и плохо.
Доктор помог Джимми доставить Омира к входу в туннель. Потребовались усилия их обоих, чтобы поместить его в капсулу и усадить вертикально. Джимми закрыл дверь и, как раз перед тем, как капсула снизилась в подземные внутренности города, он бросил последний, скрытый взгляд на синюю фигуру позади них. Все, что он мог увидеть в полутьме, были две точки синего света. Они, казалось, пристально изучали его. Он быстро повернулся назад.
Вернувшись в квартиру, Джимми уложил стонущего брата в кровать. Одна сандалия каким-то образом потерялась; он снял другую, ослабил ремень и осторожно вытащил покрывало.
Омир сонно произнес в полутьме. — Не уходи пока. Сядь на кровать.
Джимми сел. — Ты должен заставить себя заснуть.
— Я знаю. Генеральная репетиция. Что я надену?
— Твоя одежда вся подготовлена. Твоя новая черная синтетика, брюки, кружевной воротник цвета слоновой кости и манжеты.
Омир помолчал. Наконец он сказал: — Командующий оставил тебя на моем попечении, Джим-мальчик, и теперь ты все перепутал. На днях из космоса прибывает гибельный ад, и нас обоих будут судить военным судом. Он перевернулся и закашлялся в подушку. — Я не очень хорошо с тобой справился, не так ли?
— Не говори так, — сказал Джимми тревожно.
Но Омир продолжал в мрачном тоне. — Если со мной что-нибудь случится до того, как папа вернется домой, ты пойдешь в подготовительную школу при Академии Правосудия. Бумаги у меня в столе. Бумаги расскажут тебе, кого найти. . . все. Там много денег.