Выбрать главу

Юлиана пошла на кухню сварить себе кофе. Неужели после всего случившегося Блейку захочется идти в ресторан? Да нет, рассудила она. Скорей всего его уже накормили в самолете.

После столь долгой разлуки у него наверняка возникнет лишь одно-единственное желание. Юлиана ощутила легкое возбуждение и улыбнулась. Естественная реакция женщины, которой приятны ласки своего мужа, сказала она себе.

Но оказалось, что так неожиданно осознанная любовь к Блейку разбудила и ее плоть. Что-то внутри подсказывало, что теперь они уже не смогут соблюдать заведенный порядок, «дозирование» своей интимной близости. Этот порядок был давно освоен, привычен и позволил им получить много приятных мгновений. Их сексуальные отношения никогда не возникали спонтанно от сиюминутного страстного желания. У Блейка во всем и даже в этом была размеренность. Они спали в раздельных спальнях и всегда заранее договаривались о предстоящей близости. Блейк даже вел календарь, в котором отмечал… «опасные» дни своей жены, и поэтому ему нетрудно было вычислить график ее месячных. Впрочем, Юлиана принимала противозачаточные пилюли.

Ей вдруг показалось страшно интригующей близость с мужчиной без расписания. Вот бы было здорово, с восторгом подумала Юлиана.

Воображение стало рисовать картины одну заманчивее другой. Но тут же ее одернул рассудок: разве он станет рисковать? Грустно усмехнувшись, она возразила себе.

Конечно, на то, что они с мужем не спят вместе, есть свои причины. Блейка с самого начала устраивала их некоторая обособленность не только днем, но и ночью. И он осознанно культивировал ее, во всем сохраняя с ней определенную дистанцию и тем самым подстраховывая себя от недопустимых и, с его точки зрения, излишних женских притязаний.

Но понимать не всегда значит принимать. И сейчас наступило такое время, когда ее душа восстала против всего того, что недавно казалось вполне естественным. У нее возникло вдруг неприятное ощущение при воспоминании, как он едва заметно кивает, как бы подавая ей знак, что собирается заглянуть к ней ночью. А как бы ей хотелось, чтобы он без всяких намеков зашел к ней в комнату, поцеловал, приласкал и, лежа в постели, томясь в предвкушении, дожидался бы ее из душа, а потом, уставший и обессиленный, остался бы у нее на всю ночь. Наверное, это здорово - заснуть в объятии мужа!

Раньше ей бы и в голову не пришло такое, но сейчас страх потерять Блейка настолько перевернул все, что в ней впервые за время их супружества поднялась волна протеста против сложившихся между ними отношений. Разве это можно назвать семьей? Ведь каждый живет сам по себе, а вокруг одна пустота, фикция и… немного «постели». Ну и чем это отличается от проституции? Да ничем! Боже, как противно! Нет, нет, быстро одернула она себя. Это было бы несправедливо по отношению к Блейку и вообще к браку. Секс - лишь одна сторона нашей семейной жизни. Нам хорошо вдвоем, и это самое главное. А потом мы отличные друзья. У нас беда, радость - все пополам. Так стоит ли сводить все лишь к плотским инстинктам?

Любопытно! Осознание любви тут же привело ее к отрицанию всего остального, что составляет их совместную жизнь, стало привычно, а значит, до сих пор вполне удовлетворяло ее. Неужели любовь настолько всеразрушительна, что не оставляет за собой камня на камне?

Какое безрассудство! И если тебя угораздило вдруг ощутить в себе любовь, зачем же терять голову? Оглянись вокруг, взвесь все еще раз, и ты поймешь, как крепок ваш союз. Ведь не будь этого, вы бы не решились планировать рождение ребенка на следующий год. Так стоит ли так изводить себя только оттого, что тебе вдруг захотелось больше, чем ты имеешь?

Пусть Блейк не испытывает того, что чувствуешь ты. Но он по-своему очень внимателен. Нельзя же заставить человека любить. А вспомни о ваших любовных играх в постели. Ну разве они не хороши, даже не красивы? Ведь нельзя же отрицать, что Блейк очень ласков и искусен в сексе!

Ради бога, что тебе еще нужно от жизни? Ты имеешь все, о чем мечтала, - деньги, крепкую семью, прекрасную работу. Единственное, что от тебя требуется, держать под замком эмоции и, конечно, выбросить из головы свою дурацкую неудовлетворенность. Это ни к чему хорошему не приведет.

Но, боже праведный, сделай так, чтобы он сегодня очень устал и не захотел прийти ко мне ночью. Так много всего навалилось, и теперь просто нужно время, чтобы справиться с этим. Надо во что бы то ни стало успокоиться и спрятать подальше свои сомнения. А то ведь можно наделать глупостей или, чего доброго, выдать себя. Хватит истерики, Юлиана, возьми себя в руки. Зачем тебе лишние сложности и неприятности?

А вдруг я не сдержусь и брошусь ему на шею? Или захочу, чтобы он обнял меня, поцеловал… Блейк, наверное, даже не представляет, как приятно, когда тебя обнимают.

Ему было не свойственно прикасаться к ней за исключением тех моментов, когда они занимались любовью, взять ее за руку, обнять ее за плечи, тем более - какой ужас! - за талию. Ее муж всегда пунктуально соблюдал рамки приличия, как он их себе представлял.

И Юлиана понимала, почему он ведет себя так. Виной тому - поведение его матери…

Вновь зазвонивший телефон растревожил тишину дома и нарушил ход ее мыслей.

Юлиана встрепенулась.

Блейк… Она почему-то была уверена, что это именно он звонит из аэропорта предупредить о своем приезде.

Блейк Престон без всякого энтузиазма относился к телефонным звонкам своей жены, хотя сам нередко и отовсюду звонил ей. Это была еще одна из его причуд, причину которой она тоже прекрасно понимала. Мать Блейка доводила до бешенства его отца своими постоянными телефонными надоеданиями, особенно если тот уезжал куда-то по делам. Причем она докучала ему не милой женской болтовней, а неуемной ревностью, за которой, как и всегда в таких случаях, стояло чувство собственничества. Ей постоянно нужно было знать, где он, что делает и когда будет дома.

Но и дома Мэтью Престон ни на минуту не оставался без внимания своей жены. Она непрестанно приставала к нему с ласками, целовала, обнимала, сюсюкала с ним. Норин Престон была эмоционально неуравновешенной женщиной, любившей своего красавца-мужа до самозабвения.

Юлиана знала об отношениях родителей своего мужа не от него самого, а из рассказов собственной матери, которая около двадцати лет прожила в доме Престонов в качестве прислуги и погибла год назад в автомобильной катастрофе.

Юлиана закрыла глаза, удерживая слезы.

Бедная мамочка…

При воспоминании о матери ей всегда хотелось плакать, и всякий раз ее удерживало только то, что маме это бы очень не понравилось. Она была такая добрая, с открытой душой, жизнерадостная… Лили Мэйсон принимала все превратности судьбы с наивным и совершенно естественным оптимизмом. Казалось, грусть и дурное настроение просто обходили ее стороной. К несчастью, однако, доверчивость и жизнелюбие Лили стали причиной ее многочисленных связей с мужчинами, которым было совсем не трудно внушить ей любовь и привязанность.

Но все, что им требовалось, было красивое тело ее матери и удовлетворение инстинкта самца. Никто из них ни разу не предложил ей выйти замуж. Так же поступил и ее отец, который немедленно исчез, как только обнаружилось, что его подружка, еще совсем подросток, забеременела.

Впрочем, у Лили хватило ума не вступать ни с кем из своих знакомых в более тесные отношения и не приводить никого в дом в качестве временного отца своей дочери. Тем не менее иногда по ночам, лежа в постели, но не успев заснуть, маленькая Юлиана видела, как ее мать, крадучись, пробиралась с кем-то из них в свою комнату.

Это прекратилось, как только Лили с дочерью поселились в крохотной квартирке над гаражом Престонов. Но не надолго. Лили теперь устраивала свои тайные встречи днем, когда Юлиана занималась в школе. Но девочка догадывалась об этом, так как их квартира, когда она возвращалась с занятий, то и дело благоухала запахами то мужского одеколона, то сигарного дыма…

Телефон, не переставая, надрывался, настойчиво требуя внимания к себе. Он наконец вырвал Юлиану из плена прошлого. Что я делаю? Кому нужна вся эта грязь? Прошлое содержит в себе объяснения многому, но оно не дает рецептов, как жить в настоящем и будущем.

Соберись и сделай так, чтобы Блейк ни о чем не догадался. Между вами ничего не изменилось. Ничего!